Петька, улыбаясь на бутылку, как на родного ребёнка, аккуратно разлил водку в одноразовые стаканчики:
– Ну, за Президента!
– За какого? – спросил Санька.
– За вновь избранного! – ответил Петька, виновато улыбнувшись.
– Просто за выборы! – сказал Мишка.
– Как говорится, за честные выборы! – уточнил Санька.
Они выпили и потянулись за мясом. Я не выдержал и, забыв о своём достоинстве, просительно заскулил. Граф Санька в ответ на мою скромную просьбу бросил в меня смёрзшимся снегом. Но куда ему! У меня отменная реакция, я увернулся весьма грациозно, гавкнул, назвав всех троих дураками, и отошёл прочь со всем вернувшимся ко мне достоинством.
– Пиф! Пифуша! – услышал я сладкий голос Виктории Павловны. – Пошли домой.
Эх! Если бы я её послушался! Жизнь моя потекла бы совсем по иному руслу! Но я не послушался. Хозяин Воронка, Тимоха Блажных, который летом пасёт немногочисленное стадо обленившихся моих односельчан, набрал полные сани народу и помчался по улице под звон бубенчика, под гармошку и песню седоков. Целая свора собак понеслась вслед за санями – мог ли я не присоединиться к ним!?
Не помню, в скольких заездах я участвовал, но помню, что был доволен и счастлив, как никогда! Счастливый и голодный, возвращаясь после обеда домой берегом Карагана, я вспомнил, что Виктория Павловна спросила меня недавно:
– Как ты думаешь, Пифуша, в этом году будет наводнение?
И я решил провести гидрологическое обследование речки, и доложить хозяйке о его результатах, чтобы вместе с ней сделать соответствующие выводы. Спустившись с высокого правого берега, я сразу увяз по брюхо в снегу. С одной стороны, это было плохо, потому что снега в русле было жутко много, с другой стороны, он был не очень плотным, раз я легко провалился. Следовало произвести несложные расчёты, чтобы оценить объём талой воды, чего я, естественно не мог сделать, не имея под рукой калькулятора и соответствующих таблиц. Но предварительные мои выводы заключались в том, что наводнение маловероятно.
Я рванулся, но увяз ещё глубже. Тут мне стало страшновато. Я барахтался изо всех сил, но продвижение моё к берегу было ничтожным. Передохнув и включив соображаловку, я понял, что двигаться надо не к своему высокому берегу, а к низкому левому, где снега, естественно было меньше. Собравшись с силами, я проделал этот манёвр, и он оказался успешным. Я вырвался из снежного плена, отряхнулся и, похвалив себя за недюжинный ум, побежал к подвесному пешеходному мостику. Пропустив возвращавшуюся с выборов толпу электората, я перемахнул мостик и оказался точь-в-точь против калитки усадьбы Саньки Кочина7. Она была открыта. И я в неё зашёл.
У нас, собак, есть врождённая тяга залезать во всё открытое: в дверь, калитку, пролом в стене или ограде, в дыру, в нору, в логово – думаю, это рудимент нашего охотничьего прошлого. Я забежал в графскую усадьбу без всякой