– Кем же я буду работать?
– А ты не из умных, – с досадой выдохнул бугай. – Проституткой. С такой физиономией и таким бампером где еще можно сшибить бабла на долги твоего сынка? – заговорил гость уже грубее.
Проституция? Для Нины, после Егора не видавшей близко ни одного мужика, хранившей тело, словно монахиня, проституция была страшнейшим из наказаний. За 16 лет у бабы не было ни одного мужчины, у цветущей, сильной, здоровой женщины! Потому что в голове ее было так заложено: любая возможность секса пугала ее, казалась изменой мужу. Она все бредила отцом своего ребенка, все ждала его, он снился ей. Больная любовь, зависимость. И страшно ей было позволить кому-то посягнуть на ее тело. Даже единожды! Так и жила Нина, казавшаяся фригидной, чумурудной, ночами изнывыя от тоски, занималась самоудовлетворением, но именно в этом она видела правильность своих суждений. Никого не подпускать к телу, хранить его для Егора. И неважно, что тот давно жил в Одессе, сколотил там свою банду и трахал залетных баб, туристок. Он уже и не помнил, кто такая Нина. Этот старый ушлый вор… А она ждала и не могла помыслить о таком… А когда ждать перестала, к такой жизни насолько уже привыкла, что менять ничего не хотела и не могла. А тут проституция?! И Нина начала упираться. Но недолго.
– Слушай сюда, лярва! – гаркнул главный и шандарахнул жирным кулаком по столу. – У тебя есть выбор? Хрена с два! Твой сын – законченный наркоман! Он шыряется каждый день и валяется на наших складах в отключке с кучкой таких же дегенератов, как и он сам. Ты в курсе, сколько стоит одна доза? А в курсе, сколько раз он ширнулся за наш счет? Ты понимаешь, кто мы такие? В наших кругах долгов не прощают. Либо отработаешь, либо вальнем твоего выродка. Включай мозги, глупая курица. У тебя пять минут на размышления. Пока мы курим на крылечке, ты собираешь чемодан. Попробуешь сбежать – пришьем выродка. Откажешься – пришьем выродка. Когда мы вернемся, будь готова. Иначе будут другие дела.
Разговор был коротким. Нине не оставили выбора. Ясно, что они не собирались забирать женщину силой. Но разве мать, тем более такая, как Нина, позволит причинить вред своему ребенку? Нина была не настолько глупа, чтобы идти в милицию. Она видела, что творится в Озерках, видела, что участковый тоже при деле, покрывает наркоманов и барыг, поэтому понимала, что там ей не помогут. Защитить Нину было некому. Она стояла у плиты, где надрывно свистел чайник и выкипали щи, тряслась и кусала губы. Не могло быть и речи о чем-то другом, Нина поедет. Она приняла это решение, упала на пол и зарыдала.
Чудовищной болью разрывалась ее грудь. Казалось, сердце не выдержит. Не могла слепая мать поверить в то, что сын ее законченный наркоман. Даже сейчас, когда бандиты посадили ее на долги. Она думала, что Семочка не мог сам, что его заставили, надоумили, подсадили. Силой! Да, точно! Силой! Семочка ведь такой хороший… Конечно же она его спасет. Она же мать. Таков