Летописи (из них и вышла современная история) всех народов – попытка систематизировать исторический, местный, опыт данного народа, то, как надо и как не надо поступать в «государственном масштабе». Но только у христиан в летописях есть и посюстороннее, и потустороннее, опыт общества соотносится с целями, со стремлением вести себя «по-божески», с борьбой с искушениями, со стремлением к реализации некоторых моральных норм, с успехами и поражениями людей и народов на пути следования им. Основное содержание христианских летописей и историй – опыт этого мира, но победа на том или этом этапе добрых или злых сил в человеке и в обществе – это основа, мерило ценностей. И само добро и зло в той или иной степени очевидно. Разумеется, можно встретить и у других народов текст: «Монарх был богобоязненный, и дела шли хорошо, а другой совершал ошибки (или злодеяния), и боги (Небо и т. п.) отвернулись от него и его народа». Почти все исповедуют основной принцип морали: не делай другому того, чего не хочешь для себя. Но это неполное сходство: мерило есть, а описания пути нет. Хотя он не везде очевиден и в христианской историографии.
История как наука в ее современном облике, когда почти все ученые занимаются отдельными проблемами, а общие истории пишут немногие, опираясь при этом не только на источники, но и на конкретные исследования других ученых, сложилась в Европе в общем в XVII в. и распространилась там повсеместно в XVIII в. В это время быстро росло и число документов – источников для истории, ширился информационный обмен, расцветало книгопечатание. Все это происходило на основе христианского летописания и с верой в существование определенного процесса, имеющего начало, кульминацию – приход Спасителя – и конец; процесс этот – борьба добра и зла в мире и в обществе, конец – Страшный Суд. Именно этого у других не было – а в христианском мире было и в богоборческие времена. Разумеется, узкие конкретные исследования обычно не содержат теории, но они из нее исходят, и рано или поздно их результаты (если ученый – профессионал) входят в общие истории.
Интересно, что не так давно весь мир читал произведение американского ученого Ф. Фукуямы о том, что история пришла к своему концу, историческое время остановилось, – очень естественная для постмодернистских историков вообще и для общественной мысли Дальнего Востока мысль, так как историописания в христианском смысле слова там и не было. А имеющий мировую известность С. Хантингтон, американский ученый, наоборот, утверждал, что мир ждет крупный кризис (очередной, т. е. тоже находящийся на некоторой оси).
Напомним, что Ветхий и Новый Завет – это история событий. Ветхий Завет – история сотворения мира, история праведников и их окружения, история избранного народа. Новый Завет – история прихода в мир Спасителя. При этом собственно история в Ветхом Завете (кроме рассказов об Иове, Эсфири, Юдифи, книг пророков) дается в общем плане, с малым количеством деталей (даже при описании деяний Моисея, правлений Давида и Соломона), а в Новом Завете – крупным планом. Сочетание двух этих планов и образует любой текст истории, написанной в христианском мире.
Данный курс по истории Древнего Востока несколько отличается от того, который читается в Московском университете или в педагогических институтах. Система приоритетов в нашем курсе не просто ориентирована на потребности Свято-Тихоновского университета – она должна также способствовать формированию несколько более сбалансированного, чем прежде, взгляда на историю Отечества, хотя, как вы понимаете, между концом истории Древнего мира и началом истории России лежат сотни лет.
В нем большее, чем обычно, внимание уделено верованиям и общественному устройству, а хозяйству – меньшее, поскольку последнее достаточно одинаково на обширных территориях и длительных отрезках времени. По этим же причинам подробнее сообщается о личностях монархов, поскольку они характеризуют общества, их породившие. Но при этом автор, в традициях византийской и русской историографии, не склонен идеализировать тех или иных правителей прошлого, поскольку «работа» царя, тем более языческого, – дело нередко во многом безнравственное. Важное дело оценки роли того или иного монарха или общественного деятеля базируется здесь не на спорной идее «общественного блага», так разно понимавшегося в разных странах и в разные эпохи, а на положении о том, что «душа человеческая – христианка» (Тертуллиан), и люди в общем-то в сфере общественных дел и политики в этом грешном мире руководствовались