В нашей группе каждый день появлялись на пробном занятии новые люди. Я раздражалась: у нас что, перевалочный пункт, зал ожидания? За этим мельтешением я не заметила Дениса. Но к концу месяца всё как-то устаканилось, и с нами остались четверо новеньких – две девушки и два парня. Денис был одним из оставшихся.
Постепенно я всех выучила по именам и понемногу искала к каждому свой подход.
А вот к Денису никакой особый подход был не нужен, мы как-то сразу поладили. Первый раз мы разговорились перед занятием в самом конце месяца. Он напоминал воробья-переростка, который выпал из гнезда и не хочет, чтобы кто-то наблюдал за его неловкими попытками летать. Обычно таких людей называют стеснительными. Мне его поведение казалось трогательным и хотелось помочь адаптироваться – может, ещё и потому, что я сама только начала привыкать к новому месту и новым людям.
Февраль
Чем беспомощнее становилась мама, тем больше она капризничала. Одно и то же блюдо сегодня нравилось ей, завтра – нет. Она жаловалась, что я её плохо кормлю, и что она вообще-то всё делала для меня, а я не могу для неё что-то приготовить. Я злилась и иногда даже кричала, но весь мой гнев рассыпался о её безразличное молчание. Случалось и по-другому: она начинала плакать и просить оставить её в покое; чего, мол, я хочу от неё, она уже старая женщина, и если я считаю, что это она во всём виновата, то ради Бога.
Я не понимала, как разговаривать с ней, а главное – не понимала, кто из нас прав. Что мне делать, просить прощения или что-то доказывать? Ведь она вырастила меня одна, я должна быть благодарна! Я и была. Я чувствовала благодарность, но вместе с ней и вину, и гнев… Всё вместе.
Но больше всего пугало не это, в конце концов, мама никогда не была милой и доброй. Хуже было то, что она реально сдавала, силы её оставляли. К 23 февраля, когда выпало три выходных подряд, она сказала, что и в туалет вставать больше не может.
Я не представляла, что с моей матерью – деятельной, сильной, даже грозной – случится такое. Да что с матерью – со мной-то как это случилось? Я вдруг осознала, что привязана к ней и к дому, что не могу поехать в отпуск и даже в гости с ночёвкой.
В институте и преподаватели, и девочки из группы, когда узнали, начали смотреть на меня с сочувствием. Но домашние задания делать всё равно было нужно, а идея бросить всё на 4 курсе казалась невероятно глупой.
Тем не менее, эта идея мне приходила не раз. Совмещать работу с учёбой и до этого было непросто, а ещё ухаживать за вечно недовольной мамой… И не только еду готовить, но и мыть её, выносить судно, ох, ну, что говорить… Кто этого не пережил, всё равно не поймёт, не почувствует.
Я стала погружаться в тоску. Говорят, человек может выдержать любое испытание, если знает, когда оно закончится. Но я не знала. Я не понимала, выздоровеет мама, или… Об «или» даже думать было страшно, не то что вслух произносить; и когда эти мысли