Что в засаде.
При батальонном агитпропе,
Педантом воплощённым,
Служила местная гордячка –
Красавица – кубанская казачка,
Старший лейтенант.
И переводчик, и в разведке
Совсем не дилетант.
Нередко,
Группою единой,
Ходили в рейды
Вражьими тылами:
Тропой лосиной
По немецким батареям,
К чужим траншеям –
На прослушку камышами…
Ночами там в снегу лежали –
Чеченцы прикрывали.
Наш лейтенант их на̀ дух
Не переносила,
Но вынуждена бы̀ла
Терпеть зазнаек двух –
Их наглый вид
Оправдывал звериный нюх.
Хоть рот кривит,
Но доверяла
И, скажем честно, что не раз
Уж проверяла
И, без прикрас,
Не раз спасала
От чересчур рискованных затей.
Она считала,
Память предков
Говорила в ней –
Каза́ков и чеченцев
Разделяла
Вражда, что волка злей.
Они ей как-то
И букет цветов
С нейтралки принесли –
Нелестных слов
О дисциплине
В ответ услышали…
Однажды мы на выход
Лощиной шли,
С разведки рядовой.
Всё было тихо –
Почти вернулись
Все домой.
Да вражий дзот засёк.
Он часто жизнь
Нам портил –
Хоть был далёк ,
Стрелял фашист
Предельно точно.
И вот, какой-то фатализм…
Нам надо срочно
Прыгать вниз,
В траншею,
Но казачка наша,
Лицом белея,
Словно столб застыла.
И, только видно было –
Размашисто,
Змеёй гремучей,
По земле шипя,
Всё ближе очередь
Остервенело била –
На «до» и «после» жизнь деля!
Мы прыгнули.
В траншее сбились кучей,
Пригнулись –
На неё смотрели.
В ногах
Внезапно ослабели –
Стекло в глазах,
В ушах безмолвие…
Чечен, как молния,
Метнулся к ней –
Сбил с ног,
На землю кинул…
И тут же получил
Две пули в спину.
Ручей из крови тёк.
Мы его несли,
Она бежала рядом
И слёзы градом:
– Миленький, родной,
Защитник мой
Держись…
Но жизнь
Неумолимо утекала…
Она страдала.
Чеченец же второй
Который день молчал –
Сидел,
Чего-то ждал
И в пустоту смотрел.
Лишь чиркал зажигалкой,
Что брат на память подарил.
Казачка приходила
И молчала с ним…
Потом чечен пропал –
Был здесь,
В землянке спал
После