К исходу первой недели предрождественского счастья, после внезапного сказочного замка в Боузове, раздухарившись, мы решили заскочить в Нойшвайштайн и заночевать в Мюнхене. Потом на два дня – вместо десяти – мы остановились в Праге, и через незапланированный Краков с ночевками в Бресте и Смоленске вернулись на родину. Началась наша поездка в конце ноября, а закончилась через две недели в декабре. А было это в счастливые времена, когда по земле еще не ходил ковид, люди не носили масок, незнакомые без стеснения пожимали друг другу руки, а друзья могли и поцеловаться при встрече, и обняться на прощание.
Ворота Европы
Глава первая, в которой автор проверяет тезис о вреде стереотипов
Утопия – сесть в машину в 6 утра после трудовой недели, тем более, наши рабочие дни не по 8 часов длятся. Из Москвы мы выехали в начале девятого. Неспешно проехав полтысячи километров по воскресным дорогам, только около четырех дня мы достигли границы с Белоруссией. Никаких проверок, только полиция снова стала милицией, да указатели вдоль дорог написаны на смешном русскому глазу языке.
Последние 600 километров до места ночевки в Бресте мы преодолели за 7 часов. Увеличению скорости (хотя многие все равно справедливо упрекнут нас в неспешности), способствовали не только гладкие и широкие дороги белорусских братьев, но и Николай Лейкин – писатель конца XIX века, из университетского курса литературы известный нам как "узколобый ретроград с низкопробным юмором". Персонажи его бестселлеров – купец Николай Иванович с супругой Глафирой Семеновной – начиная с Белоруссии, сопровождали нас во всех длинных переездах (до этого мы никак не могли найти флешку, которую я надежно убрала, чтоб не потерять). Подобно нам, супруги Ивановы, отправляясь за границу за новыми впечатлениями, практически не знали языка и оттого часто попадали в курьезные ситуации. Исторические реалии, технические новшества, а люди – все те же. Только рубль изменился: с ним уже не попутешествуешь так же свободно, как в конце XIX века…
Даже в Бресте наша хозяйка предпочла "деревянному" соседу твердую валюту стран ЕС. Впрочем, мы были рады и этому. К ее дому мы прибыли в двенадцать ночи, вместо заявленных десяти вечера. Причем, уже позвонив и сказав, что подъезжаем, мы проблуждали еще минут пятнадцать: навигатор упорно вел нас, как дольше, но зато по главным улицам Бреста.
Встретив, хозяйка наставляла:
– А вы на одной кровати спите? Зачем вам на одной, вы же уже старые, вот как мы с мужем. У меня тут кроватей много – и в спальне диванчик, и на кухне, и в прихожей еще один.
Потом уверяла:
– Да за машину не бойтесь! У нас тут прокурор напротив живет. Жуликов нет.
И предрекала напоследок:
– Утром народу на Домачеве, на погранпереходе, много будет. Контрабандисты с сигаретами пойдут. Мы с мужем за границу не ездим, ни разу еще не были, а вы можете часа четыре простоять. Или два. Как повезет.
Засыпали мы в легком смятении. "Окрыленные" напутствиями, под скрип пружин кровати с балдахином. Как примет нас завтра старушка Европа? Вначале решили вообще не спать, чтобы быть быстрее местных контрабандистов. Потом стало жалко «уплоченых» евро, и только будильник на семь утра смог поднять нас.
В 7.40 через заправку мы выехали к погранпереходу. Но предсказания хозяйки не оправдались.
Очереди было на три машины. Ни нас, ни авто наше белорусы и поляки не досматривали, лишь заглядывали в багажник и спрашивали:
– Спиртное везете?
– Нет.
Вот и весь сказ. В 8.40 подъезжали к белорусской границе, а в 9.10 уже благополучно колесили по польской территории.
В Польше мы захотели поесть. Но едальню у погранперехода пропустили сознательно: кто ж ест на границе? Нам надо что поаутентичнее! А дальше, вдоль трассы, если и стояли кафе, то все были закрыты – несезон. Так и доехали мы до Люблина. А там и снег пошел. Решили переждать. Въехали на стоянку у магазина, я захотела продуктов прикупить, а Сережа прямо в машине прикорнуть.
Вхожу в магазин, а самой боязно. В СМИ-то все говорят: не любят нас поляки, ох, не любят! Захожу. И сыр есть санкционный, и ветчины в нос шибают, мясом пахнут. Красота! Вкуснота! За стойкой полячка строгая стоит. Я пальцем потыкала, показала, что мне надо, она подала. В корзинку кладу и говорю ей:
– Дзенькую, пани!
Так она мне разулыбалась, обзденьковалась, что я думала – из-за прилавка выйдет, целовать начнет!
Иду на кассу, прошу пакет положить покупки. Не понимает. Просит злотые. А злотых нет. Трясу картой Сбербанка. Говорю по-английски. Не понимает. Говорю по-русски. Не понимает. Зовет кого-то. Охрану?
Нет. Коллегу. Я новой польской пане давай по-английски объяснять. Не понимает. Тогда я по-русски говорю:
– Дайте мне, пожалуйста, пакет целлофановый.
– Что