А тут под раздачу угодил и князь Михайла Глинский. Старому авантюристу и интригану, полное впечатление, отказало чутье. Он явился к племяннице и на правах ближайшего родственника закатил вдохновенную речь касаемо ее морального облика: дескать, Еленушка, нельзя же так откровенно крутить амуры черт-те с кем на глазах у возмущенной общественности! Да и с боярами следует обращаться деликатнее, не стоит их лишать свободы, словно каких-то простолюдинов… В общем, проявил себя нешуточным борцом за гуманизм и женское целомудрие.
Уж собственную-то племянницу, в которой кипела та же буйная татарская кровушка Глинских, следовало бы знать… Елена, не дослушав высокоморальных речей, крикнула стражу – и дядя Миша оказался за решеткой так быстро, что удивиться не успел. Чтобы ему не тяжело было привыкать к новым местам, его определили в ту же камеру, где он тянул прежний срок. Живым он оттуда уже не вышел – через месяц отдал богу душу. Злословили потом, что его ослепили и запытали насмерть по приказу Оболенского, но данные эти сомнительные. Достоверно известно лишь, что бывшего искателя приключений сначала похоронили у захолустной церквушки за Неглинной, но потом все же перевезли гроб в Троицкий монастырь – как-никак государев двоюродный дед, лежать должен в престижном месте…
Пятилетнее правление Елены Глинской, право же, не самый худший период в истории России. Начнем с того, что ей удалось обеспечить государству прочный мир на все это время. Когда на Русь вторглось литовское войско, русские отряды под командованием Ивана Оболенского остановили неприятеля и перешли в контратаку, вторглись в Литву и в сжатые сроки вышли к ее столице Вильно. Переполох был такой, что Литва моментально согласилась на переговоры и заключила мир. Точно так же, сочетанием военных и дипломатических методов, Елена сумела утихомирить казанских и крымских татар.
После этого она развернула обширную программу строительства – причем не за счет казны, а, как говорится, с привлечением средств населения, и не простонародья – правительница одной ей известными средствами убедила и боярство, и высшее духовенство растрясти свои немаленькие кубышки и выделить деньги на государственное дело. Этот «чрезвычайный налог» не миновал ни новгородского митрополита Макария, ни даже главу русской церкви Даниила. С духовенства собрали еще и деньги на выкуп у татар русских пленников. Оценивать такие действия следует только положительно: как-никак деньги требовали не на пьянки и маскарады, а на очень серьезные дела.
В рамках