– Раз, два, три… – На пятом счёте из глубины пошли пузыри, «ныряльщик» забил ногами и попытался было выдернуть голову наружу.
– Ра-ано пока, мило-ой! – пробурчал Варун и с силой втолкнул выныривающий затылок обратно в кадку. – Девять, десять! Ну что, пока что для начала хватит!
Марич сидел у кадушки, тряс головой, разбрызгивая вокруг воду, истошно кашлял и что-то там причитал тонким сиплым голосом.
– Русские свиньи сполна заплатят за такое дурное обращение со мной, – наконец-то смогли разобрать его бормотание ветераны.
– Ух ты! Трезвеет уже паря, даже лаяться вон начал, – глубокомысленно изрёк Будай. – Ну что, чтобы уж совсем бедолаге полегчало!.. – и шляхтича опять макнули в воду. Тот сразу же начал отбиваться изо всех сил, пытаясь вырваться из таких цепких рук русских воинов.
– Раз, два, три. – Держа за длинные волосы на затылке, резко макал его в кадушку старший разведки. Наконец «ныряльщик» умудрился-таки извернуться и резко лягнул его, попав в бок. Фотич тут же выдернул купальщика и бросил его на покрытую прелой соломой и навозом землю.
– Гляди-ка, протрезвел ведь, зараза, мне вон даже бочину ногою прошиб, ну, значит, совсем ожил.
А литвин в это время лежал ничком на соломенной подстилке конюшни и содрогался всем телом. Его колотило и беспрестанно рвало, а этот кислый противный дух человечьей блевотины перебил все местные и такие привычные уже запахи, исходящие от гнилой соломы, конского пота и навоза. Наконец-то судороги прекратились, шляхтич поднял голову и, лёжа на полу, начал шарить у себя на поясе.
– Ну, начинается, – проворчал Варун. – Похоже, что обидели мы его с тобой, Властиборович. Не понравилось нашему гостю такое лечение, – и он кивнул на глядящего с яростью и злобой литвина. – Ты никак это искал, что ли, а, воин?
Чуть в сторонке на перевёрнутом деревянном ведре лежала сабля и нож-засапожник.
Шляхтич подобрался и с шипением резко выпрыгнул из нижней стойки в сторону этого ведра.
– Бум! – Удар ноги Варуна пришёлся ему прямо в бок, в область печёнки, и Марич, широко разевая рот, снова скорчился, лёжа на полу.
– Ты его, часом, не зашиб там, Фотич? – озабоченно протянул Будай, присаживаясь на корточки рядом со стонущим.
– Да не-е, оклемается, поди! Зато теперь-то он уж точно очухался, – уверенно протянул в ответ Варун. – Видел, как своё добро бережёт? Словно рысь снизу к нему выпрыгнул. Шустрый!
Минуты через три литвин задышал уже ровнее и присел на корточки. Его затравленный и злобный взгляд прекрасно передавал все испытываемые им к ветеранам чувства. Марич сплюнул тягучую слюну и с каким-то подвыванием заговорил:
– Свинорылые, грязные, вонючие русские пожалеют, что вообще родились на этом свете от своих завшивленных и дурных матерей. Они покаются, что посмели прикоснуться к человеку Миндовга! За поругание его чести и чести его князя их ждёт самая страшная смерть, и они ещё будут умолять о ней, сидя на колу. Но он не даст