Лев в Москве. Толстовские места столицы. Александр Васькин

– это, конечно, хорошо, но вот какой случай произошел с Толстым в тот период. Как-то в биллиардной он проиграл маркеру, а денег при нем не оказалось. Опытный маркер обещанию «оплатить завтра» не поверил. Лишь приход приятеля Толстого, Владимира Иславина, позволил освободиться ему от короткого плена в бильярдной. Он-то и заплатил проигрыш. «Ты всегда, смолоду еще, когда выкупал меня из биллиардных, удивлял меня соединением адуевщины с самой несвойственной ей готовностью делать для других – для меня, по крайней мере», – вспоминал Толстой эту историю через много лет в письме к Иславину, 28–29 декабря 1877 года. Как видим, в письме упомянут и один из героев Ивана Гончарова.

      В результате краткосрочного испытания «петербургским образом жизни» Толстой не только не поступил на службу, но и, по его словам, в фальшивом и гадком положении, «без гроша денег и кругом должен». В конце мая 1849 года Толстой решается, – наделав долгов и здесь (ресторану и лучшему столичному портному), – прекратить испытание Петербургом и выехать-таки в Ясную Поляну, «чтобы экономить». Прожив в Ясной Поляне полтора года, и столкнувшись с тщетностью своих попыток улучшить жизнь своих крепостных крестьян и найти в этом смысл своего существования, Лев Николаевич вновь отправляется на жительство в Москву. А овладевшее им настроение он позже отразит в мыслях своего Левина, который будет лежать на копне и думать, что «то хозяйство, которое он вел, стало ему не только не интересно, но отвратительно, и он не мог больше им заниматься».

      5 декабря 1850 года Толстой приехал из Тулы в Первопрестольную. Остановился он в так знакомых ему окрестностях Арбата – в доме титулярной советницы Е.А. Ивановой (№ 34), в переулке Сивцев Вражек[4]. Этот приметный каменный дом (так и хочется сказать домик – настолько он маленький, будто игрушечный), выходящий на угол с Плотниковым переулком, по-видимому, не слишком изменился с того времени. Построен он был в 1833 году на месте сада некогда большой усадьбы.

      Толстой нанял квартиру из четырех небольших комнат за 40 рублей серебром в месяц. Одна из комнат, с тремя зеркалами, диванами и мебельным гарнитуром из шести ореховых стульев, обитых красным сукном, выполняла роль гостиной. Другая – одновременно спальни и уборной (помещение для одевания). В третьей комнате поместился взятый напрокат небольшой рояль. Толстой любил музыку (какую именно в тот период – об этом позднее). Был здесь и кабинет с бюро, диваном и внушительным письменным столом, за которым Лев Николаевич не преминул продолжить свой дневник уже 8 декабря. Из него мы узнаем, что Толстой осознал произошедшую в нем перемену, приведшую к тому, что он «перебесился и постарел». Он удивляется тому, что раньше мог «пренебрегать тем, что составляет главное преимущество человека – способностью понимать убеждения других и видеть на других исполнения на деле».

      А 9 декабря в письме к Т.А. Ергольской он сообщает подробности повседневной жизни: «Моя квартира очень хороша. Обедаю я дома, ем щи и кашу и вполне доволен, жду только