Мы встретились в аэропорту Шарль Де Голль. Это был мой первый полет. Приземлившись я отключила авиарежим на телефоне и увидела сообщение «Катя, я здесь, в аэропорту. Жду тебя».
Я быстро нашла твои глаза среди толпы и побежала. Ты пытался меня поцеловать, но я увернулась. Я хотела поцеловаться наедине. После долгих объятий мы сели в поезд по направлению в Париж.
В поезде ты держал мою руку, а я о чем-то много и быстро говорила. Что мне, например, очень нравятся поляки.. «А ты ведь немного поляк»… Спросила, что ты чувствуешь, почему молчишь. Ты ответил: «Я не знаю, что сказать. Я просто счастлив»
Я сменила мой грустный город на объятия в Париже. Я не могла поверить, что все это реально, что мы так близко, что мы поедем в музей Орсэ.
Дни мы проводили в отеле и гуляя по городу. Мы сидели на скамейке в саду Тюильри, прогуливались мимо Сены, ели дешевый фастфуд и укрывались от бесконечных дождей в уютных парижских кафе.
В одном из таких кафе ты рассказал, что у твоей сестры большие проблемы. Ты говорил об этом так легко. У меня не укладывалось в голове и ты заметил мое разочарование. Все с той же улыбкой, но холодными глазами, ты сказал, что я вечно всем недовольна и впервые мы поругались. Я так боялась, что меня бросят, но ты сказал, что все это ерунда и он все равно будешь меня любить.
В один из вечеров мы пошли в Sephora. Ты купил мне духи, а я себе – неудачную помаду. Уже в отеле я расстроенно бурчала, лежа на кровати. Тогда ты взял меня за руку и повел по направлению к ванной. Ты подвел меня к зеркалу и сказал:
– Катя, смотри же, тебе красиво. Ты очень красивая с этой помадой, правда.
В последний наш день мы сидели на кровати. Ты чем-то был занят. Я сидела спиной к тебе и грустно смотрела в окно. Ты подсел ближе. Я почувствовала, как ты аккуратно приподнимаешь мои волосы и целуешь шею. Меня захлестнула нежность, которая быстро сменилась отчаянием, ведь было совсем непонятно, удастся ли мне пережить однажды нечто подобное.
Когда мы ехали в поезде обратно в Шарль Де Голль меня душили слезы. Ты тоже плакал, но уже дома в одиночестве. Очень быстро ты написал мне, что сейчас не время для отношений, но ты явно не собирался прощаться. Ты назвал наш альбом на Фейсбуке весьма поэтично «Я нашел тебя и больше не потеряю…». Я насчитала там из двадцати фотографий пятнадцать моих.
Тогда я заплакала. Всего один раз после приезда. Ты продолжал писать, как ни в чем ни бывало. Я не могла ничего поделать. Если бы не та оглушающая нежность, если бы не Париж, я бы давно тебя вычеркнула из своих социальных сетей, из своей жизни, но я не могла.
Со временем мне стало казаться, я все это пережила и жизнь продолжается. Так и было, но внутри меня появилась какая-то дырочка, сквозь которую просачивалось все – плохое и хорошее.
Мне хотелось перемен, но жизнь снова пошла не по плану. Ты же слал мне фото с отдыха в Ницце, где выписывал мое имя на песке. Мне казалось, мы разъехались не в разные страны, а в параллельные вселенные. Я часто виделась с друзьями, поддерживали друг друга, вспоминали прошлое. Мы постоянно ели какую-то еду. Буквально жили на кухне. Летом сидели на скамейках в тени деревьев.
Пришла осень и дырочка внутри постепенно превращалась в дыру. Я заполняла пустоту мечтами – о том, как я стану известной писательницей и со свойственной мне целеустремленностью я взялась за дело. Мне хотелось за что-то уцепиться и раз личная жизнь ускользнула из моих рук, я хваталась всеми руками за работу и творчество. Вокруг у всех что-то было: семья, дети, деньги. У меня не было ничего.
Я кропотливо работала над книгой, но ее не приняли в издательстве и с каждым месяцем, а затем и годом пустота стала осознаваться все чаще, а вместе с ней и причины происходящего.
Ты снова начал писать с мечтами о встрече, но я попросила тебя исчезнуть. Помню эту ночь. Я не могла спать. Казалось, огромный камень положили на грудь. Я прошу не писать, а ты пишешь и пишешь. Слезы по щекам льются и льются…
Тогда ты прислал мне подарок и это еще больше меня разозлило. Мне не нужны были твои подарки. Мне нужен был ты. У меня был Париж, была любовь, а теперь у меня не было почти ничего.
Я все больше чувствовала, как дыра внутри пожирает меня. Я хотела ухватиться за какое-то желание, но больше мне ничего не хотелось: ни писать, ни любить, ни жить. Единственное, что я знала – нужно что-то менять. Я видела выход в том, чтобы уехать со своего привычного мира, родительской квартиры, стать хотя бы на миллиметр ближе к своей пока еще плохо осознаваемой мечте.
В моей первой квартире даже не было веника, а у меня не было денег на этот веник. В те месяцы я почти не работала. У меня просто не было на это сил.
Это было странное время, с долгами, в обшарпанной квартире, но я была счастлива. По утрам я ходила в пекарню за вкусностями, по ночам смотрела глупые сериалы и ела сырники, танцевала босой на полу. Я, наконец, снова полюбила свою работу и стремительно выплатила свои долги.
Уже через пару месяцев я съехала в уютную квартиру