Фирс вернулся от столов с полупустым бокалом в руках.
– Лафарг! – сказал, а точнее крикнул он. – Здесь чудом сохранились льдинки из вёдер.
Эскулап отвлёкся от бесчисленных дам, чтобы провести опыт для истопника. Результат оказался отрицательным.
Тем временем у ног Вийта поставили бочонок и кадку. Детектив кинулся было к ним, но тут же разочарованно обернулся к дворецкому:
– Они вымыты!
Глава слуг с видом оскорблённого достоинства вынул из рук Вийта свою записку и что-то надменно начертал на её обратной стороне.
– «Грязное на кухне не держим!» – прочёл вызнаватель.
– Дворецкий вне подозрений! – проворчала старая Мйончинская. – Именно потому, что мы все сейчас на него подумали!
На горделивом лице дворецкого не дрогнул ни единый мускул.
– Сколько мышника нужно для такого эффекта? – спросил Вийт у Лафарга, кивнув на Таде.
Лекарь обернулся и оценивающе посмотрел на организатора гонок.
– С учётом общего количества пунша? И телосложения его превосходительства? – врач пожал плечами и написал: «Не менее полуведра настойки».
– Полведра! – вскричал Вийт удивлённо. – Такое количество в перстне не пронесёшь…
Тут какая-та мысль посетила Лафарга.
– Но позвольте! – вскинулся он. – Позвольте! Все участники Гонок пили из Кубка! Корстини, Мйончинский, Сташко – каждый пил! И все члены их экипажей! До дна! Они все, слышите вы, все пили и теперь все отравлены!
– Не слышу! – Вийт чувствовал, что сказано нечто важное.
Врач стал писать в тетради.
Фирс тем временем подтолкнул локоть детектива. Кивнул в сторону гоночного поля.
Чёрные гусенички составов уже приблизились к первому повороту. Из головы каждой била в небо струя обильного дыма. Впереди нёсся Мйончинский, за ним, отстав на длину поезда, Сташко, в полуверсте за ними поспешал Корстини.
– Слишком быстро! – произнёс, вглядевшись, Вийт. Он говорил под нос, но получалось громко, на всю залу. – Так они на повороте могут с рельсов сойти!
Публика в испуге замерла.
Несколько долгих секунд в судейской ложе висела мёртвая тишина. Даже хроникёры умолкли. Потом, будто услышав сыскного надзирателя, стали замедляться первые два паровоза. Машина антрепренёра едва не настигла их, но и она в конце концов притормозила.
Мйончинский вошёл в поворот на огромной скорости, не менее двадцати вёрст в час. Его локомотив сразу же заметно накренился. Из-под колёс сыпанули снопы искр. Из прицепного открытого вагона на землю лавиной посыпался уголь. В воздух поднялось чёрное облако, сквозь которое вверх ударил белый столб пара. До судейской ложи донёсся протяжный, панический гудок.
Публика всхлипнула в ужасе.
Локомотив графа выскочил из угольной тучи, всё ещё заваливаясь на один бок. Он продолжал тормозить, но крен не исчезал. В последний момент, когда, казалось, машина