и в январе, и в мае,
от бесконечности и вечности таясь
Непрощаемое
Жирели морды ментовские
на жертвы Красного Креста,
и души, щуплые, людские,
спадали к ноженькам Христа.
Мы все падём. И там, быть может,
всё повторится: Моспогруз,
стихи, дороги и безножье,
молитвы и отечный зуд.
Мы не простим и не прощаем,
нас не помилуют они,
но утоли моя печали
потусторонние огни.
Но нет – парторгам и удушью,
пусть страх как мел сотрет лицо:
наш мир, погибший и заблудший,
уж не насытится мацой.
Кровавой тризной людоедов
в предсудный день вступаем мы,
гневливо ропщет наше «кредо»,
а стражи строги и немы.
Корабль дураков
Корабль еле плыл
по замершей планете,
потоп кончался. Воды
сходили прочь и вниз,
под вечно хмурым небом
ненастная судьбина
ещё хранила кучку
слегка живых людей
(они себя от ядерного взрыва
хранили в отдалённейших пещерах,
трудом, молитвою, безбабьем
у Бога заработав жизнь)
и вот теперь ковчег их
в послевременьи носит
во тьме кромешной: зори
не светят боле в мир…
вода спадала. Стали
видны в зловонном иле
ошметья и огрызки
оставленного вслед:
рука Всевышнего
вернула им заборы,
колючку гетто, зон
и лагерей. Осклизло
торчали остовы столов,
острогов, вышек,
плах, эшафотов всех времен,
крестов и виселиц, неровных
ям, рвов, расстрелов рвотных,
где заживо бросали
одиночек или тыщи
безжалостно убитых,
потопленных судов
с врагами и рабами,
кострищ еретиков, кругов
четвертований, воронков
с циклоном Б и без…
и мириады умерших
когда-то, погибших
и загубленных людей
из отдалённых и вчерашних
недр вставали, искромсанные
трупы и скелеты,
высохшие кости,
без плоти, во плоти,
с ободранною кожей
и обнажёнными покровами
телес, младенцы, старики,
мужи и жены, нагие,
в лохмотьях, мумии,
в гробах и саркофагах,
на корточках и навзничь,
при орденах, с веревками
на шеях и с камнями,
у ног привязанными,
в позе богдыхана,
или раздавленной
бульдозером толпой —
они собой всю землю
покрывали. О, как она
вместить смогла так много смерти!…
земля неслась, все более
от предначертанной
орбиты удаляясь.
Куда? – бог весть… неслась…
корабль