Лорелей решила сходить поговорить с родными Уолласа, чтобы лучше понять, как жил Петер, и что он за человек. Да, надо покопаться в их жизни.
— Лорелей, слушаешь меня? – спросил Итан, стоя у стола.
Она свернула газету и протянула Итану.
— Извини, я увлеклась статьёй.
— Я говорю, если хочешь, чтобы я помог тебе с этим делом, то помогу.
— Очень любезно с твоей стороны, но у тебя и своих дел невпроворот, а я хочу справиться сама.
Во взгляде Итана читалась настойчивая снисходительность вперемешку с сочувствием, и Лорелей стало неуютно. Она поднялась с кресла и встала перед ним, прислонившись к столу и скрестив руки на груди.
— А ты, чем смотреть на меня так, не скажешь ли, что думаешь на самом деле?
— Не понимаю.
— Не юли, ты отлично знаешь, что Джон ушёл из дома… и наверняка знаешь почему, – Лорелей нажимала на него, но, если хотела разузнать что-нибудь, выбора не было.
Итан почесал в затылке, он всегда чесал в голове, когда выходила заминка.
— Ну же, Итан! Будь добр.
Итан вздохнул:
— Да что говорить? Не знаю, что и думать, и не мне судить: у меня так же, как у тебя в личной жизни всё вверх тормашками, мне и своего хватает.
— Ты имеешь в виду жену? Долго ещё будешь позволять ей делать из сынишки орудие вымогательства? Не давай ей больше шантажировать тебя.
— Легко говорить! Если не буду на словах и на деле ублажать Стефани, может получиться так, что раню Лукаса. Да и себя самого. Боюсь, что она увезёт его из Нью-Йорка и вернётся в родной город.
— Не отступай. Не давай ей больше денег, она и так скоро тебя без гроша оставит. Попробуй сказать ей, что может делать что угодно: посмотрим, уедет ли. Да и что она будет делать, если уедет?
Итан молча покачал головой. Лорелей стало жаль его, и она заговорила о другом.
— Знаешь, что Джонни бросил меня в Париже, оставил там одну? – она указала на рану на голове. – Вот это я заработала, когда побежала за ним. Упала на лестнице.
— Я как раз и подумал, откуда у тебя рана.
— Килмер знал. А теперь вернёмся к разговору, который интересует меня сейчас больше всего: Джонни ушёл из дома и даже не позвонил сказать, что собирается делать или дать мне возможность всё объяснить, – она упёрла руки в боки. – И знаешь что? Может, он объяснения и не заслуживает, и не заслуживает даже иметь ещё одну возможность, чтобы загладить то, как повёл себя.
— Тут нигде нет справедливости, и я не расположен вставать ни на твою, ни на его сторону, – Итан сжал зубы и глубоко вздохнул. – Послушай, вы мне дороги оба, и мне больно видеть, как вы мучаетесь. Джону тоже несладко, уверяю тебя. Мне очень жаль, но ничего другого сказать не могу; поговори с Джоном.
— Как я с ним поговорю, раз даже не знаю, где он?
Итан ответил не сразу: засунул руки в карманы и ходил туда-сюда нервными шажками, будто плитки на полу измеряет, пока не остановился прямо напротив и пристально глянул Лорелей в глаза.
— Джон в Лос-Анжелесе.