Напор был такой сильный, а доказательства выглядели столь убедительно, что совет Национального музея создал комиссию и начал экспертизу «Песни».
И очень быстро случился жуткий конфуз. «Песнь» оказалась стопроцентной подделкой. Было неопровержимо доказано, что текст якобы двенадцатого или тринадцатого века написан поверх старательно стертого текста пятнадцатого столетия. В жизни такого не бывает, «нижний» текст окажется старше «верхнего» в одном-единственном случае: если речь идет о подделке…
Ганке резко поплохело: напомню, что подлинность Краледворской рукописи доказывали в том числе и на примере «Песни». Ученая молодежь, ободренная успехом, взялась за вторую рукопись, «Вышеградскую песню», столь же неопровержимо было доказано, что и это – чистейшей воды подделка.
Я не знаю, что тогда пили вместо нынешней валерьянки – может быть, уже ее родимую и пили. Как бы там ни было, национальный герой и кавалер многих орденов Вацлав Ганка принялся глотать успокоительное флаконами…
Октябрь 1858 года. В пражской немецкоязычной газете «Богемский вестник» появилась неподписанная статья, где фальшивкой уже объявляли и Краледворскую рукопись, называя ее создателем, как легко догадаться, пана Ганку. Мало того, неведомый автор заявлял, что «большая часть древних памятников чешской литературы изобретена Ганкой».
Подлинные чешские патриоты моментально поняли замысел «проклятой немчуры»: ясно было как божий день, что венские реакционеры, консерваторы и славянофобы таким образом пытаются злодейски дискредитировать древнее культурное наследие чешского народа. На святое покушаются. Корни подрывают.
«Богемский вестник» ответил еще пятью статьями, где вполне спокойно и логично заявлялось: культурное наследие и подъем национального самосознания – вещи, конечно, хорошие и где-то даже святые, но чистое дело нужно делать чистыми руками, а не сочинять фальшивки.
Разъяренный Ганка по наущению оставшихся на этом свете соратников (им всем уже было годочков по семьдесят) подал на редактора газеты доктора Куга в суд за клевету. Началось затянувшееся на несколько месяцев следствие – причем общественное мнение производило страшный шум, старательно разоблачая немецкие происки.
Ганка смог привести в суд одного-единственного свидетеля – счетовода той самой церкви, где нашел некогда Краледворскую рукопись. Счетовод браво отрапортовал: давным-давно, будучи еще мальчишкой, он лазал в тот самый подвал и лицезрел там ту самую рукопись. А потом, через пару годочков, в город приехал пан Ганка и рукопись обнаружил вторично – вот эту самую, можете не сомневаться, господа судьи, пятьдесят лет прошло, я ее узнаю с первого взгляда, никакой ошибки…
Других