Часовой дождя. Татьяна де Ронэ

изгоем, отверженным. Хуже всего было, когда мать приезжала за ним на старом грузовичке с прицепом, в своем коротком джинсовом платье и ковбойской шляпе, и каждый из них, и мальчишки, и девчонки, неотрывно пялились на нее. Это была самая красивая женщина, которую они когда-либо видели: с соблазнительными формами, чувственная, медноволосая – само очарование. Единственным человеком, который понимал его каждодневные мучения, была Тилья. Когда он принял решение уехать, она горячо защищала его перед негодующими родителями: в конце концов, черт возьми, почему бы Линдену не поступить в какой-нибудь парижский лицей? Пусть несколько лет поживет у тетки! В чем, собственно, проблема, нельзя быть такими ретроградами, что за маразм! Линдену в мае будет шестнадцать, перейти в другой лицей в середине учебного года – ну и ничего особенного, такое бывает! Линдену нужна свобода, пусть набирается опыта, узнает другие края, они что, сами этого не понимают? Родители долго молчали, потом переглянулись, потом пристально посмотрели на него, и Поль пожал плечами. Ну, если Линден и вправду этого хочет, они мешать не будут. Лоран добавила, что сейчас позвонит Кэндис, пусть выяснит, как перевестись в другой лицей. Линден посмотрел на сестру с нескрываемым восхищением, а она в ответ подмигнула ему и пальцами показала знак V: победа! Подумать только, его прежние одноклассники по лицею в Севрале, которые тогда обзывали его и издевались, сейчас слетелись на его страницу в Фейсбуке и «лайкают» любой пост! Некоторых из них он даже встречал на своих выставках, они заискивали перед ним, панибратски хлопали по плечу и утверждали, будто всегда знали, что он станет знаменитостью.

      Его тетка Кэндис жила в доме номер 1 на углу улиц де л’Эглиз и Сен-Шарль, в Пятнадцатом округе. Оживленная, шумная улица Сен-Шарль тянулась на юг от улицы Федерасьон до площади Балар. Квартал самый обыкновенный, ничего примечательного, но Линдену было наплевать. Приехав сюда холодным мартовским утром 1997 года, он наконец почувствовал себя свободным. Стоя на балконе солнечной квартиры Кэндис на седьмом этаже, вцепившись руками в перила, он в полной эйфории разглядывал улицу. Он вновь увидел себя, стоящего на балконе, как капитан у штурвала корабля, а Париж-искуситель расстилался у его ног, лаская слух, словно музыкой, рычанием автомобильных моторов. Родители и безмятежный Венозан с его понятными, простыми радостями казались теперь такими далекими. Все прочее не имело значения: ни этот неудобный раскладной диван в проходной комнате, ни бурная личная жизнь моложавой тетки, ни новые лица в лицее на бульваре Пастера. Он не испытывал ностальгии, вспоминая весну в Венозане, вишни, горделиво тянувшие к небу цветущие ветки, извещая о приходе теплых дней, прохладный воздух и аромат лаванды, который приносил неумолимый мистраль. Он не сожалел о птичьем гомоне, о чудесном запахе кроваво-красных роз под окном, о расстилающихся до горизонта полях лаванды с одиноко стоящими деревьями: смоковницы, темно-зеленые кипарисы, серебристые оливы. Он вообще