Я стою у ресторана: замуж – поздно, сдохнуть – рано!. Эдвард Радзинский

не был «настоящим мужчиной». Но ей с ним было хорошо. Во всяком случае, вначале, когда у них была эта самая земляничная поляна.

      Тогда она не говорила, что им тесно. Но теперь ей уже перестало хватать крючка на двери. Он всегда помнил их первую крупную ссору.

      Его курсовую работу приняли к печати в «Вопросах физики». Это было грандиозно!

      Она вернулась домой раньше его и мыла посуду. Когда он открыл дверь, она не обернулась: это означало высшую степень гнева по поводу посуды.

      Он решил сразу исправить ей настроение. Он рассказал про «Вопросы физики» и все время кричал неестественно громко: «Это потрясающе! Это грандиозно!»

      Она вдруг резко повернулась к нему и, швырнув сковородку в рукомойник, с лицом, перекошенным от бешенства, начала кричать. Она кричала, что ей неинтересно все это слушать, что ей надоело, что «она тоже хотела быть ученым, а не посудомойкой» и что «стыдно строить свою карьеру на костях других».

      Он молчал. Замолчала и она.

      Потом она искоса поглядела на него. Ей стало его очень жалко. Она подошла и обняла его.

      Потом они начали ждать ребенка.

      Он был полон нежности к ее новому положению, к нему, кто был внутри нее.

      С квартирой все было в порядке. Подходило время распределения, он уже знал, где будет работать, и там ему обещали квартиру.

      Она строила грандиозные планы оборудования этой будущей квартиры. Тогда квартира казалась ей мечтой, такой же мечтой, как когда-то крючок на двери.