– Ты дважды спрашивала меня, почему я ушел из отряда космонавтов, оба раза была не удовлетворена ответом. Вот я и предположил, что ты могла потерять терпение.
Саша несколько секунд молча смотрела на него, пытаясь справиться с внезапно возникшим чувством обиды. Она всегда знала, что рано или поздно ее любопытство сыграет против нее, но не думала, что это случится так скоро, и Дворжак станет подозревать ее в попытках узнать о нем что-то за его спиной.
– Если меня что-то интересует, Войтех, я всегда спрашиваю прямо, – немного резче, чем хотела, ответила она.
– Хорошо, я буду иметь это в виду, – он кивнул и улыбнулся. – Это все, что я хотел знать. Полагаю, теперь у тебя вопросов по этой теме нет, но если все же что-то осталось неясным, я готов рассказать. Скрывать уже все равно нечего.
Саша пожала плечами. Она понимала, что лучше бы ей сейчас ничего не спрашивать. Если ему нечего больше скрывать, то это еще не значит, что он готов об этом говорить. Она собиралась сказать что-нибудь нейтральное, про кофе с корицей, например, но вместо этого внезапно спросила:
– Там было очень страшно?
– Мне никогда не было так страшно ни до, ни после, – он кивнул. – Медленная смерть от удушья и понимание, что ты ничего не можешь сделать, – это… да, это очень страшно. Ни убежать, ни спрятаться, ни позвать на помощь, ни дать отпор… Мы ничего не могли сделать.
– Ты говорил об этом с кем-нибудь потом? – Саша вовремя спохватилась и успела заменить вертевшееся на языке слово «специалист» на нейтральное «кто-нибудь». Впрочем, Дворжак ведь должен понимать, какую именно информацию рассказал о нем Ваня, наверняка понял и то, что имела в виду она. – На всякий случай напомню, что ты всегда можешь послать меня к черту и сказать, что я лезу не в свое дело, – с улыбкой добавила она.
– Я со всеми говорил об этом, – Войтех приглушенно рассмеялся. – Я говорил об этом своим командирам, я писал об этом рапорты, я рассказывал об этом родным, друзьям. Я пытался понять, почему те, кто был вместе со мной, заявляют другое. Поэтому меня и выгнали. Точнее, попросили уйти. Не ушел бы сам, комиссия признала бы меня невменяемым. Мой отец предлагал устроить меня в хорошую клинику для военных, переживших нервный срыв. Думаю, это красивое название для ведомственной психбольницы. Я уволился и остался в Москве. Нашел другую работу. Зарегистрировался на том форуме, где мы познакомились. С тех пор я больше не говорю об этом. Ни с кем. – Он немного помолчал, понимая, что она, скорее всего, спрашивала не об этом. – Саша, я не сумасшедший. Все это не большее безумие, чем целители, видения, проклятия и призраки.
Проигнорировав его слова о том, что он больше ни с кем не говорит об этом, Саша подошла ближе, чтобы Сидоровы, если вдруг придут, не услышали.
– Я имела в виду не это, – тихо сказала она. – О том, что ты говорил про НЛО… – она запнулась, – Ваня нам рассказал. Я спрашиваю, говорил ли ты с кем-нибудь о том, как это было страшно? Я вовсе не считаю тебя сумасшедшим.