Когда паломники окончили «Magnificat», Пьер не удержался и стал расспрашивать Софи. Девочка, на вид такая правдивая, не могла лгать; она очень заинтересовала его.
– Значит, вы чуть не опоздали на поезд, дитя мое?
– О господин аббат, мне было бы очень стыдно опоздать… Я пришла на вокзал к двенадцати часам и увидела господина кюре из церкви святой Радегонды, он меня хорошо знает, он позвал меня, поцеловал и сказал, что я хорошая девочка, потому что опять еду в Лурд. И вдруг оказалось, что поезд отходит, и я едва добежала… Ну и бежала же я!
Она еще не успела отдышаться и, с трудом переводя дух, смеялась, пристыженная тем, что по легкомыслию едва не совершила оплошности.
– А как вас зовут, дитя мое?
– Софи Куто, господин аббат.
– Вы не из самого Пуатье?
– Нет, конечно… Мы из Вивонны, в семи километрах от Пуатье. У родителей там небольшой клочок земли, и все шло бы неплохо, да только нас восемь человек детей… Я – пятая. К счастью, четверо старших уже работают.
– А вы, дитя мое, что делаете?
– Я, господин аббат? Моя помощь невелика… С прошлого года, когда я исцелилась и вернулась домой, у меня нет дня спокойного: все приезжают смотреть на меня, потом меня возили к его высокопреосвященству, в монастыри, всюду… А до этого я долго болела, ходила с палкой, кричала от каждого шага, такая у меня была боль в ноге.
– Так, значит, святая дева исцелила вас от этой боли?
Софи не успела ответить, – в разговор вмешалась сестра Гиацинта.
– Она исцелена от костоеды на левой пятке – болезни, длившейся три года. Нога опухла, потеряла форму, образовались фистулы, из них все время тек гной.
Все больные в вагоне пришли в возбуждение: они не спускали глаз с исцеленной – живого воплощения чуда. Те, кто мог стоять, вставали, чтобы лучше видеть Софи, калеки, лежавшие на матрацах, приподнимались. Для этих страдальцев, которым после Пуатье предстояло еще пятнадцать часов ужасного пути, появление избранного небом ребенка казалось божественным утешением, лучом надежды; они черпали в нем силу закончить мучительное путешествие. Стоны постепенно утихли, лица прояснились, всем пламенно хотелось верить.
Особенно оживилась Мари; приподнявшись, сложив дрожащие руки, она тихо упрашивала Пьера:
– Пожалуйста, скажите ей, чтобы она нам рассказала об этом… Боже мой, исцелилась! Исцелилась от такой страшной болезни!
Взволнованная г-жа де Жонкьер перегнулась через перегородку и поцеловала девочку.
– Ну, конечно, наш дружок все нам расскажет… Не правда ли, милочка, вы расскажете о том, что сделала для вас святая дева?
– Понятно, сударыня… Сколько угодно.
Девочка скромно улыбалась, глаза ее светились умом. Она хотела начать