Что касается Кончиты, то сведений о ней набралось негусто. Соседи сетовали, что она и так-то была нелюдима, а после смерти мужа совершенно замкнулась в себе. Выбиралась раз в неделю на церковную службу и еще раз – в поход по продуктовым лавкам. Ни с кем не общалась, ходила поникшая, иссушенная своей бедой. Вроде как собиралась податься в монахини. Где она теперь? Да кто ж ее знает… Пожилая дуэнья осторожно, чтобы не задеть родственные чувства, намекнула Аните, что у Кончиты, кажется, не все в порядке с психическим здоровьем. Старушка слышала однажды, как та шла по тропинке мимо холма и разговаривала сама с собой: поминала каких-то духов, ухмыляющиеся черепа, трубные голоса… в общем, несла откровенную чушь. Была у вдовы прислуга – рябая кухарка да мастеровой, некогда помогавший Хорхе возиться с железками. Перед Рождеством оба сбежали из города, след их простыл. Отчего сбежали? Явно не от хорошей жизни.
В глубь городка Анита не пошла. Возвращалась, охваченная самыми дурными предчувствиями. Как же плохо было Кончите одной тоскливыми зимними вечерами слоняться из угла в угол – и ни единой души поблизости! Если повредилась рассудком, то что ей стоило бросить разом, по сиюминутному наитию, начатые повседневные дела, выйти из дома и удалиться невесть куда. Может, и сейчас бредет где-то, не разбирая дороги, а когда иссякнут силы, упадет и больше не поднимется…
Безрадостные помыслы прервал гуркот лошадиных копыт. Анита уже подходила к холму, и тут ее нагнал всадник на горячем кауром коне – приземистый, заросший бородой чуть ли не до нижних век, с гривой лохматых волос. Бандитское обличье дополнялось облачением, какое обычно носили махос – авантюристы из низших слоев общества: короткий пиджак фасона «фигаро», плотно облегающие цветастые штаны и ботинки с пряжками. За широким кушаком у бородача торчала наваха, а на левом плече болтался французский карабин.
– Наконец-то! – просипел он. – Вы изрядно надоели мне, сеньора. Я желаю решить вопрос с вами немедленно.
Речь волосатого отдавала театральщиной, что как нельзя лучше гармонировало с его опереточной наружностью.
– Но я вас не знаю, – пролепетала Анита.
– Зато я знаю вас! И вы уже давно стоите у меня поперек дороги. Биготе – слюнтяй, распустил сопли… Не надо было его слушать. Я привык действовать по-другому!
Прежде чем Анита успела поинтересоваться, кто такой Биготе, бородач сорвал с плеча карабин и с расстояния пяти футов выстрелил ей в грудь.
Анита ушла в город, а оставшиеся в доме приступили каждый к своему занятию. Вероника после ночных происшествий