– О таком не следует вести разговоры! – сказала матушка Полина Антоновна.
– В детстве меня тоже пугала история царевны Плакидии, – призналась Олимпиада. – Я горевала об участи женщины. Почему даже непорочным девочкам, святым девам, святым матерям воспрещено молиться на Афонской Горе? Сердцем я и теперь не принимаю такого запрета.
– Про женщин я тебе вот что скажу. – Матушка встала рядом с Олимпиадой, смотрела на икону. – Не пускают на Святую Гору женщин поделом… Ты приди на службу в нашу церковь. Бабки не столько молятся, сколько судачат о батюшках: отец Викторин уж очень-де печется о бородке своей, а вот отец Николай, как лесник, зарос. Углядели, что я дырочку на батюшкиной рясе заштопала.
Отец Викторин кашлянул:
– Помолимся. Нина все уже на стол поставила. Помолились. Сели.
– Батюшка, дочь-то у нас выросла.
– Восьмой закончила? – спросила тетушка.
– Восьмой. А я уже тревожусь: примут ли в институт? – Матушка вздохнула.
– По Конституции все равны. Лишенцев теперь нет. Это нам запрещено было учиться в вузах, детям попов… У твоей дочери, Полина Антоновна, даже красота умная.
Нина засмеялась:
– Это у меня от учительницы. Она меня школит, как в пансионе благородных девиц.
Полина Антоновна взглянула на отца Викторина.
– Мы как сюда из Огори переехали, стали Ниночку немецкому и французскому учить. Мадам Фивейская преподавала когда-то в гимназии. – И снова посмотрела на батюшку.
– Согласен, – улыбнулся глава семейства, – это все представляется нелепым. Рабочий городок Людиново, дочка попа, никакого тебе высшего общества, заграничных вояжей… Но знание языков являет собой уровень культуры. Нина свободно читает Гёте. А Гёте на немецком языке – это иное, чем Гёте, улучшенный переводчиками.
Матушка подложила Олимпиаде на тарелку Ниночкиной стряпни:
– Оцени, как она у нас готовит!
Нина, сердясь, глаза в потолок подняла:
– Наверное, так расхваливают невест перед родителями женихов.
Отец Викторин рассмеялся:
– Нина! Ты же наше единственное богатство, единственная радость. Потерпи. А лучше всего – почитай нам.
Обед был с кагором. Щечки у Нины разрумянились. Она не спорила, почитала Гёте, стихи Виктора Гюго. Впрочем, с некоторым умыслом. Чтобы досадить, выбрала стихотворения весьма пространные.
Не досадила. Французская речь, немецкая речь… Музыка, и какая разная!
Отец Викторин взял книгу, привезенную Олимпиадой.
– Я