Здесь соловей поёт, и слаще, и свирельней,
И звонкий дождик лихо мечеться,стуча.
Я лета жду,весенний бег браня и торопя,
Жду утра пряный дух и влажный вздох долины юной,
И плеск созвучий,ликованием кипя,
И зримый стан юдольных трав;цветочный,вьюный.
Я тихо внемлю взгляд улыбчивой природы,
Блистания зарниц во чреве алчном зноя,
И трепет свежих нив,восставших из покоя,
под сенью тёплых рощ, где в неге дремлят воды.
И лето вновь взрастёт среди дурманов сладких,
посеет кровь времён,в живительный настой,
А я душою скорбной, внемлю эпистол загадки,
летящих скоро дней,на крайний мой постой.
И пусть живёт всегда во мне броженье Лета,
пусть нежит душу факел дней,сияньем изобильным,
что средь смарагдных далей,бродит ветром пыльным,
и горний дух струит над плотией моей, и света.
ДУША МЕРТВЕЦА
Над могилою вьётся душа мертвеца,
она хочет на небо как светоч явиться,
что бы видеть сиянье живого Отца,
и в лучах огнезарного лика святиться.
Но могила влечёт неизбывной тоской,
и алчбою червей гробовых,среди праха,
что бы дом мертвеца не был долго пустой,
что бы жил в нём уют упокойный,без страха.
А душа безысходная бьётся в зыбях,
как в преддверьи Лимба,у Ада,Рая,на грани,
и жалеет она, что не будет в краях,
где нет муки безмерной,и демонов брани.
Но законы вселенной не внемлют скорбям,
уготованы ей; безутешные,вечные ночи,
и мятётся душа,будто к радостным дням,
из незыбленной страсти и горесной мОчи.
Над могилою билась душа мертвеца…
На мне накинут бед аркан,
он соткан из тревог и ран.
Пустую жизнь влачу как моль,
и в худобе брожу как голь.
Пороков бремя давит вниз,
быть может это мой каприз?
Вокруг снуёт толпы народ,
и водит скучный хоровод.
Ведь жизни неуёмный бег,
рождает только скорбь и грех.
Путей в капканах не боюсь!
Но замкнут круг,я в муках бьюсь,
В клети- без выхода,во мгле
молясь о страждущей земле…
Я светел.Яркий свет вдали.
Я вижу диво всей земли.
Я блага имя,тёплый шаг.
Я чист душою,сердцем наг.
Я неприметная стезя.
Влачусь,страдания слезя.
Но уготован нежный край,
Где будут только: я и рай.
ЖДУТ В ДУШЕ ЖИВЫЕ СТРАХИ
Ждут в душе живые страхи,
прячут смуту и раздор,
словно тёмные монахи,
алчат жертвы и костёр.
Вот пиит,пришлец коварный,
вяжет дивную канву,
из словес ажур всезарный,
на грядущую молву.
О горнилах негасимых,
о недоброй воли бед,
черным пестуном хранимых,
что свершает свой