Ну, что ж, отец Анатолий – человек, уже привыкший к милости Божией. Он предложил присесть и откушать, чем Бог послал, и пономарю. Но тот отказался, сказав, что уже пообедал. Так что огурцы, помидоры, толченую картошку с котлетой он съел сам.
Потом снова прилег. И задумался. Вспомнил свое обещание молодым. И крякнул:
– Эх ты ж!
Прохор, собиравший посуду в узелок, чтобы отнести по назначению, обеспокоился:
– Что-то не так?
– Да это я о своем, о девичьем.
Действительно, не объяснять же, что он обещал обвенчать молодых. И рассчитывал в этом деле на отца Петра. Потому что в нашей церкви не принято, чтобы монахи венчали. Они ведь дают обет. А, стало быть, сами к таинству брака не причастны. А тут такая незадача. Петр отбыл.
Хотя в особых случаях, при отсутствии батюшки, венчать и им не возбраняется. Значит все-таки придется самому…
III
С утра пораньше пономарь Прохор, обмахнувшись для порядка несколько раз щепотью, принялся трезвонить в колокола, собирая народ на богослужение. Мелодичный колокольный звон волнами наплывал на окрестности, глох в сосновых рощах, отражался от окон куреней, тонул в темных водах реки.
Звонил он долго. Но народ, видимо, занятый своими земными делами, в храм идти не торопился.
Отец Анатолий, стоявший в ожидании народных масс на паперти в полном облачении, так никого и не дождался.
Спустившийся со звонницы пономарь на это сокрушенно заметил:
– Звони не звони! Кроме матушки Улиты никто не придет!
Видимо, он знал, что говорит. Потому что действительно через какое-то время на дороге показалась одинокая фигура женщины, одетой «по-церковному» – в длинную юбку до пят, кофточку с закрытыми плечами и белый, плотно завязанный у подбородка платок.
Отец Петр тощ и высох, как былинка, а матушка Улита – полная, дебелая женщина с оплывшими, видимо, когда-то в молодости соблазнительными формами.
– Благословите, батюшка! – привычно сказала она отцу Анатолию, посмотрев на него через очки внимательными любопытствующими глазами.
А благословившись, спросила заботливо:
– Как спалось на новом месте?
Отец Анатолий поблагодарил ее за хлеб насущный. И, взойдя в храм, начал литургию.
Службу вел обстоятельно. Все делал как положено. И в результате взмокший от такого рвения пономарь Прохор после окончания богослужения даже спросил его с некоторой долей укоризны и недоумения: что ж, мол, так стараться, напрягаться, когда в храме всего один человек? Можно было бы и сократить службу раза в три.
На что отец Анатолий ему сурово ответствовал:
– А я не для людей служу, а для Бога!
В общем, как говорится, первый блин вышел блином.
После службы, когда летнее солнце уже вошло в свои права и принялось жарить и парить все живое на земле,