– Брр! Если бы мы были по ту сторону Альп, было бы уже лето, а я получил бы деньги по моим векселям! Из страха потерять их я не могу как следует наслаждаться Швейцарией. Ах, если бы мы уже были по ту сторону Альп!
И он очутился по ту сторону Альп, в середине Италии, между Флоренцией и Римом. Тразименское озеро было освещено вечерним солнцем. Здесь, где некогда Ганнибал разбил Фламиния, виноградные лозы цеплялись друг за друга своими зелеными пальчиками. Под тенью цветущих лавровых деревьев прелестные полуголые дети пасли на дороге черных как смоль свиней. Да, если написать картину, все воскликнули бы: «Ах, чудесная Италия!» Но ни богослов, ни его спутники, сидевшие в почтовой карете, так не говорили.
В воздухе носились тучи ядовитых мух и комаров. Напрасно путешественники обмахивались миртовыми ветками – насекомые кусали и жалили их немилосердно. В карете не оставалось ни одного человека, у которого не было бы искусано и не распухло все лицо. Бедных лошадей мухи облепили роями, так что они походили на падаль. Кучер время от времени слезал с козел и отгонял от несчастных животных их мучителей, но этого хватало только на минуту. Но вот солнце село, и путников охватил леденящий холод. Это было совсем неприятно. Зато облака и горы окрасились в необыкновенные зеленовато-сверкающие тона. Да, это трудно описать, надо видеть все самому. Зрелище было бесподобное, с этим соглашались все пассажиры. Но… желудок был пуст, тело устало, все мечтали о ночлеге, но каков он будет? Всех больше занимали эти вопросы, нежели красоты природы.
Дорога лежала через оливковую рощу, и богослову казалось, что он едет между родными узловатыми ивами. Наконец, добрались до одинокой гостиницы. У входа сидели с десяток нищих калек. Самый бодрый из них выглядел «достигшим совершеннолетия старшим сыном голода». Другие были или слепы, или с высохшими ногами и ползали на руках, или с изуродованными руками без пальцев. Из лохмотьев их так и глядела голая нищета. «Eccelenza, miserabili!»[14] – стонали они и выставляли напоказ изуродованные члены. Сама хозяйка гостиницы встретила путешественников босая, нечесаная и в какой-то грязной блузе. Двери были без задвижек и завязывались попросту веревочками, кирпичный пол в комнатах был весь в ямах, на потолках гнездились летучие мыши, а уж о воздухе и говорить нечего!..
– Пусть накроют нам стол в конюшне! – сказал один из путников. – Там все-таки знаешь, чем дышишь!
Открыли окна, чтобы проветрить комнаты, но его опередили иссохшие руки и непрерывное нытье: «Eccelenza, miserabili!» Все стены были покрыты надписями; половина из них бранила bella Italia!
Подали обед: водянистый суп, приправленный перцем и прогорклым оливковым маслом, салат с таким же маслом, затем, как главные блюда, протухшие яйца и жареные петушиные гребешки; вино и то напоминало микстуру.
На ночь двери были заставлены чемоданами. Один из путешественников стал часовым, другие же заснули. Часовым выпало быть богослову. Фу, какая духота была в комнатах! Жара томила, комары кусались,