И, по всей видимости, я действительно головой ударилась – и сильно, раз уж я почему-то оказалась в две тысячи восьмом году, где мне двадцать лет и где в наушниках старосты играет победная песня Билана.
– Какой год? – спросила, обернувшись на заднюю к Танюхе, в надежде услышать помехи в нейронных связях и понять, что наконец меня вытягивает в явь. Но вместо этого услышала:
– Две тысячи восьмой.
– Президент кто? – не унималась, потому что это мог быть не только сон, но и хорошо продуманный розыгрыш моих друзей. Вряд ли, конечно, до такого бы они не додумались, но всё же этот мой вопрос заставил бы их задуматься, потому что…
– Седьмого мая Медведев присягу принял. – Вот поэтому она должна была задуматься, но не задумалась. – Мы же вместе смотрели, Маш. – Брови Таньки поднимались уголками вверх, становились всё овальнее и овальнее. – Прекрати уже.
– Ага, две тысячи восьмой, говоришь.
Из открытого настежь окна подуло легким весенним ветерком, воробушки мигом соскочили с подоконника. Аллочка притихла, уткнувшись носом в классный журнал, а по аудитории защелкали ручками. На мгновение стало так тихо, что в голове можно было услышать, как мозг включил режим профилактических работ. Отвратительный звук. Только резкий визг шин из окна выключил перед глазами испытательную таблицу в разноцветные полосы.
– Да быть такого не может! – вскочила с места, а больше ничего и не оставалось.
– Невыносимая Демидова, сядь уже или выйди из аудитории с вещами! – так же резко подорвалась с места Алла Ивановна.
– Да это всё сон, мне это всё снится! – схватила рюкзак и пошла вдоль рядов.
– Сядь, сядь, Маш, – зашипели с задних парт.
– Ребят, мы давно с вами закончили универ, и всё это, вот эти стены, эти столы – это всё мой сон. Вы часть моего сна.
– Да сядь ты, блин! – крикнула с задней Танюха.
– Из вас от силы пять человек станут журналистами – и всё. Что вы все сидите?! Уходите! Все вы станете…
Таня сорвалась с места. Схватила меня под руку резко, и даже больно стало где-то под мышкой. Вывела в коридор.
– Ты пила, что ли?! – крикнула она и вписала меня в стену уже за дверью кабинета.
– Ну выпила пару бокалов, но сон-то крепкий. Я давно так крепко не спала, Тань. Дай обниму тебя, – потянулась к подруге.
– Я тебе сейчас так пропишу, что ты быстро в себя придешь!
– Бей!
Передо мной стояла подруга, чью жизнь я знаю по каждому квадратику, из которой она складывалась. И вот сейчас вижу ее той двадцатилетней в очках и с косой по пояс и понимаю, что она действительно может ударить. Не верить оснований не было, но если уж шкодить, то шкодить по-крупному.
– Маш, ты реально белочку призвала? – недоумевала.
– Бей, говорю, мне ничего не будет!
А что, может, старик Фрейд реально был прав, и его «королевская дорога в бессознательное» иногда