– Дело в том, что ты работаешь не ради денег, – резко говорит она, всё-таки не сдержавшись, – тебе нравится эта работа, нравится копать под людей, нравится смаковать детали и потом кричать об этом на весь белый свет из вашего журнала!
Проехав перекрёсток, соединяющий лесную дорогу и трассу, я выезжаю на асфальт и поворачиваю в сторону города.
– Если ради того, чтобы сотня подонков задумалась о порядочности, нужно прижать хвост одному – то да, мам, я роюсь в грязном белье некоторых людей. Но только некоторых! – я стараюсь говорить спокойно, но не выдерживаю и повышаю голос. – Это главное! Я пишу только о тех, кто этого заслуживает.
– Не нужно прикрываться благородством, – громко говорит она, – ты не вправе решать, кому и как получать по заслугам, и тем более… – её голос вздрагивает, – мы на самом деле очень переживаем за тебя, Ия.
Дорога почти пустая. Крадущаяся темнота опускает небо всё ниже. В сумерках и свете фар деревья с обеих сторон трассы кажутся пугающими темными кляксами, дрожащими под дыханием ветра.
Мне становится не по себе, и я сильнее жму на газ, разгоняя авто до ста километров в час.
– Ты позвонила, чтобы читать нотации? – говорю нервно.
Как она умудряется это делать! Позвонить, высказать своё недовольство, задеть меня за живое, а потом расстроиться так, чтобы ещё я её и успокаивала!
Нет! Сегодня номер не пройдёт!
Я так хотела провести день спокойно. Прочувствовать волшебство редкого выходного! Набраться сил! Зарядиться энергией! А что в итоге? Вся на нервах мчусь по трассе, не чувствуя ни малейшего удовольствия от отдыха!
На спидометре сто пятьдесят.
Мама – единственный человек, способный так быстро вывести меня из равновесия. В этом ей нет равных.
– Ия. Это не нотации. Это опасения. Мне не нравится твоя работа. Не нравилась никогда. И я хочу, чтобы ты сменила свой журнал на что-то более приличное! И что за шум? Это что, ветер? Ты что опять ездишь с открытыми окнами, тебя же продует!
– А почему тебе вообще должна нравиться моя работа?
Ветер мощными потоками врывается в машину с обеих сторон, беспощадно мотая мои волосы в разные стороны.
Сто восемьдесят.
– Ах, вот как?! – взрывается мама. – Ещё скажи, что мне не должно быть дела до собственной дочери! Скажи, что я должна спокойно наблюдать, как ты… Как ты…
В трубке раздаётся шуршание, а затем, бодрый папин голос:
– Милая, привет! Едешь домой?
– Да, пап, привет! Уже подъезжаю к городу с пляжа, – я с облегчением выдыхаю. Наконец-то он вмешался.
– Ясно, давай аккуратно. С мамой созвонитесь завтра, хорошо?
– Хорошо пап! Целую!
– И я тебя.
Улыбнувшись, слышу в трубке гудки и немного сбавляю скорость, всё ещё прижимая телефон плечом к щеке. Папа всегда успокаивает и меня, и маму. Если мы с ней можем упереться и стоять на