– Что?
– Вишневский Владимир её отец?
Марго и Анна задали вопросы одновременно.
– Да! – выдохнул Дарий.
– Святые ёжики! – выдохнула потрясенно Лизавета, – ничего себе! Вот ты в семейку попал, братец!
– Да, уж, – он так и сидел с куском деревяшки в руке и сейчас удивленно её рассматривал.
– Чудны дела твои, Господи! – усмехнулась на это Марго и пояснила, когда все на неё посмотрели:
– Есть у людей такая фраза. Неужели не слышали? И да, поздравляю! – Марго тепло улыбнулась, глядя на Дария.
– Спасибо, – смутился тот.
Глава 5
– Тятя, тятя! Не надо! Я больше не буду! Матушка не виновата! Я сам убег!
– Антипушка, не смотри…
Вжих… Хлыст опускается на спину матушки с характерным звуком.
– Закрой глазки и вспомни, чему я тебя учила, как сделать так, чтоб не чувствовать боли…
Вжих…
– Не помнить ничего плохого…
Вжих…
– Вот так, молодец! Помни только хорошее…
Вжих…
– Как мы в лес с тобой ходили…
Вжих…
– Ты моё сокровище! Ты моё продолжение…
Вжих…
– Антипушка, ты мой дар небес…
Вжих… Вжих… Вжих…
Антип проснулся в поту и с тем же ужасом, как когда-то давно, в детстве, сжимаясь от каждого характерного звука хлыста. Матушка никогда не кричала и никогда не просила отца о пощаде в такие моменты. Она говорила всегда только с ним, с Антипом. В моменты порки, обращаясь всегда только к нему, к Антипу, и говоря с ним. Не к мужу, секущему её за провинность сына. Говорила так, будто не на её спину опускался хлыст, разрывая одежду на ней в клочья, а кожу на её спине превращая в шрамы. Говорила, прерываясь на тот момент, когда хлыст опускался на её спину. Да дышала тяжело, замолкая к концу порки. Она никогда не просила мужа прекратить. Антипу иногда казалось, что матушке стоит только попросить, и отец прекратит порку. Ведь он сам, как истинный её, чувствовал всю боль матушки, но продолжал наказание.
Отец всегда заставлял его, совсем ещё ребенка, присутствовать на этих "Уроках послушания". Да, именно так он всегда и называл порку матушки за его, Антипа, провинности: "Урок повиновения и послушания".
Антип открывал глаза только тогда, когда слышал, что хлопнула дверь в сарае, выпуская взмокшего от очередного "урока" отца.
Матушка лежала на скамье совсем без сил, а бывало, что и в беспамятстве. И тогда он, Антип, пробирался в дом за чистой тряпицей и водой. Омывал раны матушки, прикладывал свои ладошки и шептал слова, что велела ему запомнить матушка. Тогда он ещё не понимал, что так она делилась с ним, её единственным светом в окне, её сокровищем, своей силой, делая его, Антипа, сильнее.
Он обмывал раны матушки, а сам, глотая слёзы, шептал:
– Отольются тебе все её страдания. Ненавижу!
После каждого такого "Урока послушания" Антип становился сильнее. Сильнее, как Маг, сильнее, как мужчина, и всё сильнее ненавидел отца и весь их мир, мир,