Бориса Аркадьевича Дорофеева я знал еще по полигону и уважал этого человека. В свое время он был одним из многочисленных заместителей Королева. Какую должность он занимал при Мишине, мне неизвестно, но насколько знал, на полигоне Дорофеев был непосредственным начальником Бродского.
Вслед за мной к Бродскому вызвали Кузнецова и Мазо.
– Чем ты так Бродского удивил? – спросил вернувшийся Кузнецов.
Я протянул ему спецблокнот. Но Владимир Александрович не успел его даже открыть, потому что возникший в комнате Мазо тут же пригласил меня с материалами к себе. Пока он углубился в чтение, Кузнецов передал мне свои блокноты.
– Почитай, Бродский сказал, чтобы мы теперь это делали вместе, с учетом твоей работы.
Выяснилось, что Кузнецов разрабатывал технические требования к новой ракете. Правда, то, что прочел, вызвало странное чувство. Материал был изложен сумбурно, с множеством повторений одних и тех же мыслей, но разными словами. Но что особо удивило – это корявый язык многих формулировок. Во всяком случае, при наших технических спорах Владимир Александрович таким языком не изъяснялся.
– Не бери в голову, Анатолий, – попытался успокоить Кузнецов,– Это дань традиции. Так писали все технические требования к предыдущим ракетам. А потому наше руководство, заказчики и военпреды привыкли именно к этим формулировкам. Начнешь что-то выдумывать, тебя все равно заставят написать так, как было раньше. Я понимаю, что это надо ломать, но совсем не хочется ломиться в открытые ворота.
Ну и ну. И на гражданке все то же: “Не бери в голову”. А зачем она тогда нужна? Вот тебе и КБ самой передовой техники.
– Владимир Александрович, я еще в училище читал, как работают наши американские коллеги. Так вот, если там кто-то заявляет, что некую работу надо делать так, потому что именно так ее делали раньше, его тут же увольняют. По-моему, то, что было написано для прежних ракет, для новой не годится.
– Вот-вот. И Бродский все о том же. А попробуй изложить по-другому, первый начнет править материалы. Он эти формулировочки наизусть знает. Ну, бери материалы и “твори, выдумывай, пробуй”, а я посмотрю, как это у тебя выйдет, – окончательно расстроился Кузнецов.
Вскоре подозвал к своему столу Мазо:
– Отныне все материалы показывай мне, а я сам буду решать, когда их нести Бродскому. Да и показывать начальству все документы, выпускаемые сектором, должен я. Не дело работать через голову непосредственного руководителя, – высказал свои претензии начальник сектора.
Он еще что-то говорил, но его слова как бы повисали в воздухе. Я их уже не слушал, а взял блокнот и ушел на свое рабочее место. Ощущение такое, словно меня ни за что выпороли.
Странно. Ведь я был инициатором моей первой работы, которую Бродский лишь одобрил. Бродский сам