Ни шока, ни стыда. Никаких конфликтов. Спокойное, аккуратное завершение. Ее отец никогда не будет об этом знать. И Кит тоже. И самое главное – Генри. Из всех ее страхов этот был самым сильным. Это все испортило бы. Генри пришлось бы на ней жениться. Отменить предстоящую свадьбу с Клариссой. При малейшем подозрении он бы так и сделал. Он слишком джентльмен, чтобы поступить по-иному. Это у него в крови. Он…
– Тихо! – прикрикнула на нее женщина. – Я же предупредила: никакого шума. И не шевелиться.
Иззи зажмурилась. Ее лоб покрывал холодный, липкий пот. Она боялась, что ее вытошнит. Какая-то часть ее рвалась вскочить, оттолкнуть эту грубую, бесцеремонную женщину и бежать, бежать отсюда. Но убежать она не могла, даже если бы очень захотела. Ее ноги были привязаны ремнями. К тому же у нее не хватало силы. И потом, бегство не было решением: она убежала бы, унося в себе ребенка…
С самого начала, когда легкое беспокойство сменилось сильным, она старалась не думать о ребенке. Страх нарастал, заполняя собой все стороны ее жизни и подчиняя себе все ее мысли. Каждую ночь Иззи снилось, что к ней пришли месячные. Наутро она просыпалась и, к своему ужасу, созерцала дразнящую белизну простыней и трусиков. Еще через какое-то время она думала только о собственной глупости. Страх нарастал, постепенно превращаясь в панику. Она часами сидела над дневником, делая все новые расчеты, но и тогда старалась не думать, что беременна и что у нее может быть ребенок. Это было какое-то несуществующее событие, то, что никогда не произойдет. И в недрах ее предательского тела ничего не скрывалось, не росло и не питалось ее соками. Всего-навсего задержка месячных. Отсутствие кровотечения. И только…
Естественно, она перепробовала все доступные средства: горячие ванны, джин, хинин. Иззи где-то слышала, что хинин в таких случаях очень эффективен. Но хинин не помог, равно как и другие средства. Дни складывались в недели. Месячных по-прежнему не было. Иззи без конца листала свой дневник, моля Бога, чтобы она допустила ошибку в расчетах. Увы, дневник лишь напоминал ей о том, что она улеглась с Генри в самое неподходящее для ее цикла время, когда риск забеременеть был максимальным. Ну как она могла повести себя так глупо и безответственно? Ей почему-то не приходило в голову, что Генри тоже повел себя глупо и безответственно, причем в большей степени, нежели она.
Помимо того что о ее беременности может догадаться Генри, Иззи боялась, что об этом каким-то образом станет известно ее отцу. Она представляла его горе и гнев и дрожала от страха. Иззи почти не тосковала по матери. У нее не было опыта общения с матерью, и редкие моменты тоски выливались в какие-то абстрактные вздохи. Но сейчас, попав в чисто женскую беду, с которой женщины сталкивались испокон веку, ей страстно хотелось, чтобы рядом оказалась мать. У нее даже мелькнула мысль рассказать Адели – единственной из семьи, с кем она была наиболее близка, но она не решилась. Адель обязательно расскажет Венеции – матери Генри. Иззи понимала: с этим она должна справиться сама, не рассчитывая на