Ожоги от раскаленного металла. По одному в день. Ровно в полдень. Добровольно. Он выиграл. Поэтому сейчас он жив и свободен, а пятеро других здоровых смелых молодых мужчин гниют в земле.
Так называемых арабских борцов за свободу можно было обвинять в чем угодно, но своеобразное понятие о чести было даже у них. И еще им было скучно. Очень скучно. Молодые парни со сверкающими черными глазами из-под чалмы хотели почувствовать кровь врага, им хотелось на себе испытать сомнительный азарт перестрелок и услышать, разрывающий барабанные перепонки, грохот взрывов. Но их командиры медлили, выжидали, тянули время… Подбитый вертолет, перевозящий вражеских солдат, был для них подарком Аллаха.
Несколько сослуживцев умерли сразу, при крушении. Стас и еще пятеро выжили…
Каменный мешок несколько дней служил им тюрьмой. Их не трогали, кормили засохшими пресными лепешками, пока однажды, обкуренные полевые командиры, устав ждать выкуп, не надумали поспорить о человеческой выносливости…
Условия спора на корявом русском Стасу и его товарищам озвучил пожилой араб: каждый день в одно и то же время их будут выводить на середину лагеря. Они должны добровольно, без единого позыва к принуждению, снять рубаху и стоя, замереть, подставив спину под раскаленный металл. Лишний шаг вперед – смерть. Потерял сознание от боли – смерть. Не вылез из ямы добровольно или по дороге на место экзекуции замер в испуге – смерть.
Первый раз идти было не страшно. Их построили в ряд под прицелом, приказали оголить спины. Несколько арабов прошлись вдоль ряда, рассматривая пленных, словно лошадей на рынке. Один, который был повыше, без предупреждения ударил кулаком Стасу в живот. Стас от неожиданности выдохнул, почувствовал, как свело диафрагму, но справился, не согнулся. Араб довольно заулыбался и похлопал Стаса по плечу.
– На тебя ставлю. Большие деньги. Выживешь – отпущу. Слово даю.
Стас выжил. Араб слово сдержал. Стаса, полуживого, через пять дней вышвырнули из кузова пикапа по пути следования российской колонны. Ночь он пролежал на каменистой дороге, глотая пыль от южного ветра и, в перерывах между периодами беспамятства, сочинял сочный матерный рапорт о последних пяти днях своей жизни…
Пар в парилке улегся. Старая железная печка перестала трещать от случайных брызг. Бревна изнутри напитались жаром и теперь нехотя отдавали тепло, делая воздух в бане влажным и вкусным. Ощущение, будто находишься в чане с парным молоком, портили лишь жесткие полати.
Стас очнулся, растирая кожу до красноты, смыл с себя пот. В очередной раз выплеснул себе на голову таз с холодной водой. Бак с горячей, так и остался – доверху наполненный.
Старый дом, уже напитанный через открытые двери свежим летним