Зрелище было поразительным – не потому, что обыденный мир, чайный домик, вдруг превратился в океан хаоса, а потому, что этого не произошло. Посетители не бросили жевать, пить и болтать. Не перестали смеяться. Вообще ни капли не смутились. У меня тоже не было времени на раздумья. Выхватив меч Олорина свободной рукой, я с разворота двинул эфесом под дых оставшемуся в живых головорезу и нажал активатор. Клинок пришел в действие. Фосфоресцирующая высшая материя засветилась бледно-голубым, как лунный свет, сиянием. Я дернул рукой, просунув палец в петлю для лучшей хватки, и распорол грудь противника до ключицы. Тот упал, и я тут же повернулся к Крашеному. Клинок, на котором не осталось ни капли крови, пел в моей руке, экзотический металл струился волнами.
– Мне не хотелось до этого доводить. Вы окружены, – объявил я. – Сдавайтесь.
Крашеный не улыбнулся, но алая краска на его нечеловеческом лице расплылась в подобие жестокой улыбки, почти достигнув линии роста волос. Тут что-то ударило меня в спину, я пошатнулся, разрезав мечом ширму и перила, как будто те тоже были бумажными. Крашеный ловко метнулся в толпу, которая, как по команде, поднялась. Все мужчины, женщины и дети, которые еще секунду назад мирно ужинали, смеялись и жили привычной жизнью, – они замерли как статуи. Слышны были лишь ветер и ругательства Гхена.
– Я же сказал, – произнес гомункул, постукивая по голове красным ногтем. – Ты понятия не имеешь, кто мы.
Глава 5
Глаза как звезды
Вы когда-нибудь видели покойников? Удивительно, но многие люди – нет. Я помню, как посмотрел на покойника в первый раз – мою бабушку леди Фуксию Белльгроув-Марло. Я тогда был еще ребенком. С их глазами что-то происходит… даже описать толком нельзя. Как будто спадает давление то ли в веках, то ли в самих глазных яблоках, и глаза перестают быть глазами. Я говорю об этом, потому что свет в глазах любого земного ребенка может многое рассказать о разуме, который кроется за живым взглядом. Это сложно объяснить или описать. Однажды я встречал строеву – дюрантийского андроида-квартирмейстера. Глаза у нее были как у человека, возможно и в самом деле выращенные из человеческих клеток. Но я знал, чувствовал с метафизической уверенностью самого набожного священника, что эти глаза мертвы. Всегда были мертвы. В них не было света.
Глаза посетителей чайного домика напоминали глаза того андроида. Пустые. Стеклянные. Мертвые. Но лица… лица оставались человеческими. Лица мужчин, женщин. С морщинами, с обветренной кожей. Среди них была даже парочка детей, наверняка лишь с целью убедить меня в том, что они живые существа. Не знаю, кем они были на самом деле.
Я щелкнул переключателем на поясе и активировал щит. Меня окутало энергетической завесой. Меч Олорина мерно гудел в руке, удивительная материя струилась, лезвие смещалось по направлению движения.
– Что они такое? – спросил я Крашеного, который стоял, улыбаясь – по-настоящему улыбаясь, – среди своих рабов. – Марионетки? Что