– Ну, ты где? Водка уже застыла в холодильнике, а тебя нет.
– Уже поднимаюсь лифтом.
Петр вышел из балкона на кухню: – Эй, девчонки, Леня уже в лифте!
Женщины быстро сняли фартучки, и вышли в коридор навстречу хозяину квартиры. Леонид с букетом красных роз переступил порог и вручил цветы Ане, она передала букет Анне Собиновой, а сама обняла и прижалась к Леониду всем телом. Он ощутил упругость ее груди и трепетание ее молодого тела. Они поцеловались. Затем Леонид поцеловал в щеку Анну и крепко пожал руку Петру: – Ну, здравствуйте, мои родные. А где же самый маленький?
– Он уже давно в кроватке. – ответила Аня.
– Я ему тут кое-что привез, – указывая на увесистый прямоугольник кожаного кейса, сказал Леонид.
– Это потом, – скомандовала жена. – Давай, мой руки и за стол. Видишь, гости заждались.
Застолье проходило весело. В разговорах о смешных событиях в жизни пар. О том, о сем, кроме работы. Эту тему почему-то старательно обходили стороной, и все понимали, что это табу. Чувствовалось, что Алексей Алексеевич провел хорошую работу с каждым и в разговорах, и в мыслях о работе ни, ни… Далеко за полночь Собиновы распрощались. Леонид проводил супругов до лифта и с нетерпением вернулся к жене. О, как он ждал этого мига, блаженного мига уединения и покоя в объятиях горячее любимой женщины и верного друга. Лежа в постели, наслаждаясь друг другом, они, как дети, лепетали разные слова, коверкая их смысл. Им казалось в эти мгновения любви, что смысл этих слов, понятен, им двоим в целой Вселенной, и что жизнь сказочно прекрасна и божественна. У Ани в полумраке, глаза казались огромными сияющими, как две звезды. В пушении длинных ресниц, глаза были прекрасны, сияющие счастьем и радостью, восторгом, наполненным ее сильным мужчиной. В эти мгновения ее женская слабость приобрела силу любовной игры, ради которой влюбленные мужчины ломали копья на рыцарских турнирах. Ради которой, влюбленные совершают чудеса храбрости, отстаивая в поединке честь и достоинство своей избранницы. Аня, как прекрасный цветок, источающий тончайший аромат, порождающий бурю чувственной неги, взрывался полуобморочным трепетом, в котором утопало и останавливалось время. Пространство исчезало и только Аня, и только ее глаза, ее губы, ее щеки, ее красивые изгибы и линии, ее острые соски грудей, как два острых и нежных бугорка, скользили по его груди, повергая все тело в экстаз любви… И лишь под утро, когда первый луч восходящего солнца проник в спальню, муж и жена, уставшие от любовных страстей, уснули в неге. Их разбудил лепет малыша в кроватке. Гремя погремушкой, он громко звал: – Ма–ма! Ма–ма–а!
От этого голоса оба проснулись. В комнате уже сияло солнце. Часы показывали 9–00.
– Пора кормить именинника. – сказала Аня.
– Пошли, я поменяю ему постельку и постираю пеленки. – заботливо с отцовской теплотой заговорил Леонид, – А ты, сваришь ему кашки?
– За