Элиза внезапно поднялась в постели и широко раскрыла глаза. Ее сознание было ясным, несмотря на прервавшийся сон. Что ее разбудило, она не понимала: неясный звук, шелест, а может быть, ей это только показалось?… Может быть… Полоска лунного света из окна ярко освещала спальню. Элиза бросила взгляд на мужа, спавшего рядом. Тот размеренно дышал, лежа на боку. Элиза огляделась по сторонам. На подстилке у кровати дремал кот, свернувшись в клубок. Было тихо и спокойно. Вдруг она заметила, как из-под небольшого древнего и сильно поеденного короедами вишневого комода, стоявшего у изголовья кровати, выползла тень: небольшая, коренастая, человекоподобная. Не то кобольд1, не то карликовый ребенок – нечто неопределенное. Кобольд неподвижно застыл и внимательно глядел на женщину. Спящий кот тихо мурлыкал. Потом приподнял веки, несколько мгновений вглядывался в темный силуэт и вдруг испуганно запрыгнул на кровать и прижался, дрожа от страха, к Элизе. Кобольд обернулся, попятился к приоткрытой двери спальни и тут же будто бы бесшумно взорвался, рассыпался в воздухе на тысячи мельчайших частиц… Исчез.
Женщина, дрожащая и перепуганная, попыталась разбудить мужа, но тот только пробормотал нечто невразумительное, перевернулся на другой бок и продолжал спать. Кот понемногу успокоился, но с кровати не ушел, прижавшись к щеке Элизы. Ее сердце бешено стучало, но понемногу и она стала успокаиваться. Кот замурлыкал. Элиза прикрыла веки и начала медленно проваливаться в бархатный зев сна… И тогда откуда-то издалека до ее ушей донеслось тихое шипение, а под сомкнутыми веками на долю секунды появилось лицо – не человеческое и не звериное, покрытое змеиной чешуей, с зелено-желтыми глазами и черными вертикальными щелями зрачков. Изо рта несколько раз высунулся раздвоенный язычок. Еще одно короткое шипение – и всё исчезло. Элиза вздрогнула и, вновь пробудившись, резко уселась в постели. В тот же миг темная туча заслонила луну. Спальню наполнил густой, вязкий, полный угрозы мрак…
Февральской ночью 1863 года было морозно и светло, как днем. Огромная серебристая луна ярко освещала извилистую дорогу, что петляла среди полей, то спускаясь в мрачный овраг, то выбираясь из него. Рыхлый снег, засыпавший всё вокруг, бледно искрился в холодных лунных лучах. Где-то вдали виднелась черная полоса леса.
От Завихоста к Сандомиру двигался небольшой казачий отряд. Замерзший, сбитый снег хрустел под копытами коней, разлетаясь по сторонам. Из ноздрей верховых лошадей, тянувшихся рысью, вылетали клубы пара. Всадники ёжились в седлах, несмотря на то, что все были одеты в теплые шинели, кожаные сапоги и меховые шапки. Они слишком долго находились в пути, и усталость давала о себе знать. Каждый из них мечтал теперь об одном: согреться, наесться досыта, выпить стопочку водки, закурить и отправиться спать…
Густой зимний мрак плотно залепил проемы глухих окон. Гостиная деревенской усадьбы, освещенная всего двумя свечами, производила гнетущее впечатление. За тяжелым, массивным столом сидела сорокалетняя с виду женщина. Подставив под щеку ладонь, она молча глядела на нервно расхаживающего по комнате мужчину. Время от времени тот останавливался и восклицал, обращаясь скорее к себе самому, чем к ней:
– Что делать? Что же делать? Оставаться – рискованно. Бежать – рискованно. То опасно и это опасно…
Женщина презрительно, но все же немного сочувственно поглядывала на мужчину – своего мужа.
– Делай то, что считаешь нужным. Если ты уедешь, я справлюсь.
– О, как же ты добра, душечка, как ты добра! Ты всё понимаешь. Но… но… точно ли ты справишься, Элиза? Точно? – спросил он вроде бы озабоченно, но тут же, услышав ее слова, уже не мог скрыть радости в голосе. И сразу сам себе ответил: – Конечно! Конечно же, ты справишься. Ты ведь не одна остаешься. Ведь у нас есть слуги. А, в крайнем случае, уедешь к тете Юзе в Сандомир. Тетя – старая дева, живет одна, она тебя приютит. Пару недель пересидишь, а тут тем временем, глядишь, всё успокоится.
– Значит, ты решил уехать? А куда? Ведь прежде об этом речи не было.
– Думаю, может быть, за границу? В Галицию? Пристроюсь в Кракове, заодно завершу там пару дел, а тут тем временем вновь наступит мир и порядок.
Положив на стол какие-то бумаги, он добавил:
– Поскольку, однако, времена нынче неспокойные, я оставляю тебе доверенность на распоряжение нашим имуществом.
Женщина, услышав эти слова, уже была не в состоянии дольше сдерживать эмоции:
– Ты кто? Ты считаешь себя поляком? Я пыталась тебя понять, даже сочувствовала. Но ты обычный трус! Трус! Езжай. Я не стану по тебе скучать!
Людвик перестал расхаживать, остановился перед женой, сжал кулаки и прошипел:
– Не смей так обо мне говорить! Не смей…
– А что? Правда глаза колет? – спокойно ответила жена.
Она с трудом встала, медленно подошла к двери и вызвала слуг, несколько раз потянув за шнурок звонка. Когда она поднялась из-за стола, стало заметно, что она беременна и что до родов осталось не более двух-трех месяцев.
Двери