– Буза и беготня, – ворчала Ведьма. – Еще одна ночь перед Рождеством. Зачем мне все это? Зачем?
На кладбище Пер-Лашез смеркалось. Со всего города сюда собирались тяжелые тучи. Еще полчаса-час, и на Пер-Лашез со всех концов Земли слетится нечисть – на карнавал Безумного Рыбника. Размять тысячелетние кости, обсудить городские сплетни, пожаловаться на цены на топливо и, чем черт не шутит, а черт всегда шутит, полакомиться чьей-то неосторожно забредшей душей.
– Вот будет потеха, – вдруг хохотнула Ведьма.
Ведьма двинулась со своего каменного ложа, словно увязший в болоте путник, рванулась вперед и наконец освободилась, оставляя позади себя дымящиеся сломы лап и хвоста. Кряхтя, похлопала она себя по плечам, посмотрела в свое зеркальце и тяжело вздохнула.
– Вряд ли я сейчас приглянулась бы даже последней нечисти во Вселенной. А ведь когда-то я была такой чертовкой! Сколько голов вскружила. Сколько голов снесла. Не было мне равной на балу у Кровавого Водопляса на обратной стороне Луны. А теперь хороша, ничего не скажешь. Каждый раз, возвращаясь к жизни, я теряю часть хвоста. Уже то, что есть хвост, не слишком красит женщину, но облезлый хвост – что может быть хуже? Еще пару столетий, и ничего кроме хвоста от меня не останется, – пожаловалась она могиле Джимми.
Джимми, этот мерзавец, ничего не ответил. Да и многое ли он знал про хвосты? С тех пор, как этого свободолюбивого молодца притащили сюда и придавили каменной плитой, он был не в духе и все больше помалкивал. Поддерживал разговоры, когда хотел, и молчал, когда хотел. А уж если разговаривал, то нес такую чушь про au-delà2, хоть уши воском замазывай. Когда-то его звали Джим Моррисон. А теперь просто Джимми. Человек после смерти здорово уменьшается. Даже большой человек. Этот был музыкантом. Одним из лучших. Потому и умер. Сгорел в пламени своих страстей.
– Эх, Джимми, Джимми, – проворчала Косматая Ведьма. – Сколько можно спать? Будь ты со мной, мы бы показали всему миру, как зажигать на Рождество. Мы бы с тобой спалили весь Париж. Начали бы с Нотр Дам и там пошло-поехало.
Джимми молчал.
– Помнишь, как мы кутили вдвоем? Ты и я, та самая красавица с глазами цвета черного агата, кровь которой ты пил на рассвете. Как ты был прекрасен тогда, пока еще не продал душу дьяволу.
Джимми ворочался в могиле, но молчал.
– Молчишь, Джимми? Конечно, теперь я не так хороша. Хотя, что такое красота? Всего лишь умение казаться красивой. Хотел бы ты снова увидеть, как я умею казаться красивой?
Джимми молчал.
– От тебя, как от моего хвоста, никакого толку.
Косматая Ведьма размяла свои кости и еще раз посмотрелась в свое потускневшее зеркальце. И вдруг вместо морщинистого