Она подъехала к бортику и ухмыльнулась мне в лицо.
– Журавлёва, то, что твоя мать – наш тренер, не дает тебе права приходить, когда вздумается.
– Слушай, отвали, а?
Я смерила Наташу угрюмым взглядом и пошла дальше. Встреча с Тимуром окончательно выбила меня из колеи, и вместо того, чтобы сразу пойти на тренировку, я несколько минут простояла, пытаясь собраться. Вот только ничего не выходило.
– Там твой партнер рвёт и мечет! – довольно бросила мне вдогонку Каримова и поехала в центр катка.
– Да пусть что хочет, то и делает! – прошипела я и ушла в раздевалку.
Примерно так начинался каждый мой день. В группе меня не любили за то, что мне не посчастливилось быть дочерью нашего главного наставника – великой Веры Александровны Журавлёвой, топового российского тренера, олимпийской чемпионки, которая сама вырастила не одного чемпиона.
И ладно ребята, Бог с ними. Я ни с кем тут не общалась особо, потому что спорт не терпит дружбы – это мне мать с самого детства внушила. Меня напрягало лишь то, что сильнее всех вместе взятых меня ненавидела собственная мать. У прекрасного белого лебедя родился гадкий утёнок, которого она, как не пыталась, в себе подобную превратить не могла. Потому что утёнок, как она выражалась: «бесталантен, бесперспективен, да к тому же ленив».
– Журавлёва, быстро на лед! – зычный голос матери, донесшийся из-за двери, вывел меня из состояния прострации. Как будто почувствовала, что я о ней думаю.
Быстро зашнуровав коньки, я отправилась на каток.
Тимур стоял у противоположного борта и разминался. Обернувшись, смерил меня презрительным взглядом.
– Ты, Журавлёва, что о себе возомнила? Почему я должен тебя ждать? Тоже мне, звезда нашлась.
– Прости, – я понурила голову, скрывая глаза под густой челкой.
Не хватало еще, чтобы он увидел, как к глазам мигом подкатили слезы обиды.
Я же не плакса! Но с ним у меня не было шансов…
Тимур схватил меня за руку и грубо дернул за собой.
– Еще раз опоздаешь – пожалеешь, – сквозь зубы прошипел он. – И мне плевать, кто твоя мать.
Так и хотелось закричать: «Да она больше всех вас вместе взятых ненавидит меня!». Но вместо этого я, подавив всхлип, сосредоточилась на элементах. Только тихонько прошептала:
– Тим, отпусти, мне больно…
Почему он так относится ко мне? Почему так презирает? Что я такого сделала ему?
Я искренне не понимала, отчего с первой встречи его голубые глаза излучают такой холод, что мороз по коже.
Он всегда говорил, что я не дотягиваю до его уровня. Тогда почему он не бросит меня? Почему третий год мучает и меня, и себя?
Иногда, после очередного неудачного прыжка мне не хотелось подниматься, хотелось остаться лежать на льду. Чувствуя полное опустошение, хотелось закатить истерику и высказать и ему, и матери, что я о них думаю!
Но