Но я лишь подтверждаю ее предположение и уточняю, где и когда мы смогли бы переговорить.
– Даже не знаю, – говорит она. – Приезжайте на Забелина дом три дробь три на студию звукозаписи. Это метро «Китай-город», кажется. Или вы на машине?
– Я постараюсь побыстрее, – ухожу от ответа я. – Вы когда там будете?
– Давайте к трем. Получится у вас?
– Конечно, получится, – говорю я. – Спасибо!
Догилева мне представляется в каком-то белом пышном платье – в нем она выглядит одновременно невестой и хозяйкой бала. В таком наряде, если меня не предает память, она запомнилась по фильму, ни названия которого, ни даже общего контура сюжета я не вспомню без подсказки. Она же встречает меня в джинсах и в белой футболке, и наше личное знакомство не доставляет нам обоим удовольствия: я вынужден был ответить на ее жест и протянуть в ответ свою взмокшую кисть.
Идиотская жара! А тут еще кофе – две дымящиеся чашки нам приносит девушка в шортах с большими, пожалуй, даже болезненно выпученными глазами.
– Мы здесь озвучиваем, – окидывает взглядом помещение Догилева, не уточняя, что, собственно озвучивает. Может сериал, а может, рекламный ролик.
Мы сидим у окна, в маленькой, квадратов на десять, комнатке, ведущей – это видно через приоткрытую дверь, – в студию с огромным режиссерским пультом и стеклом в полстены, наглухо изолирующим еще одну комнату, в которой гордо возвышаются микрофонные стойки. Чашки я касаюсь губами разве что из вежливости. Мне все еще неудобно перед актрисой, и чем дальше, тем больше мне кажется, что мой дезодорант проигрывают в неравной битве – поначалу жаре, а потом и волнению.
Потею я, не переставая, уже битый час. С той самой минуты, как из здания Конторы я вынырнул в ад, который кто-то очень могущественный этим июлем перебазировал в Москву.
– Если не возражаете, я хотел кое-что уточнить, – перехожу я к цели визита.
– Спрашивайте, конечно, – соглашается Догилева.
Удивить ее мне не удается. Она, конечно же, ожидала, что прежде всего я сделаю то, что и делаю. Начну вспоминать понедельничный эфир.
– Догадываюсь, к чему вы клоните, – говорит она. – Эта мое глупое признание, да?
Я киваю.
– Я так и знала, что вы догадаетесь. А впрочем, я поняла это еще там, в студии. Слишком наигранно получилось, ведь так?
Я с сомнением поджимаю губы.
– Вы просто не хотите меня обижать. Знаете, прямой эфир – это не допрос в милиции.
– А я вас и не допрашиваю, – говорю я. – И я не из милиции.
– Я запомнила, – впервые улыбается она. Даже поздоровавшись, Догилева выглядела серьезной и, пожалуй, уставшей. – Вы из Следственного комитета. И вы поняли, что я имею в виду.
– Согласен, понял, – еще не видя добычи, говорю я и чувствую внезапную резкость кофейного