Сказав это, вельможа пришел к отроку и видя, что оковы спали с него, впал в еще больший ужас и упрекал себя. Он велел освободить отрока и всячески успокоил его; сам же всю ночь бодрствовал, благодаря Бога и святого Николая, избавившего от такого греха. Когда зазвонили к утрене, он встал, взял золото и пошел с отроком в церковь святого Николая. Здесь он с радостью рассказал всем, какой милости удостоил его Бог и святой Николай. И все прославили Бога, творящего такие чудеса угодниками Своими. Когда отпели утреню, господин сказал в церкви отроку:
– Чадо, не я, грешный, но Бог твой, Творец неба и земли, и святой угодник Его, Николай, да освободят тебя от рабства, чтобы и мне когда-нибудь была прощена неправда, которую я, по неведению, сотворил тебе.
Сказав это, он разделил золото на три части; первую часть он пожертвовал в церковь Святого Николая, вторую раздал нищим, а третью вручил отроку со словами:
– Возьми это, чадо, и ты не будешь должен никому, кроме единого святителя Николая. Я же буду пещись о тебе, как чадолюбивый отец.
Возблагодарив Бога и святого Николая, Епифаний удалился в дом свой с радостью.
Спасение утонувшего ребенка
Однажды в Киеве в день памяти святых мучеников Бориса и Глеба множество людей прибыло из всех городов и сел на праздник святых мучеников. Один киевлянин, имевший великую веру к святому Николаю и к святым мученикам Борису и Глебу, сел в ладью и поплыл к Вышгороду поклониться гробу святых мучеников Бориса и Глеба, взяв с собою свечи, фимиам и просфоры – все необходимое для достойного празднования. Поклонившись мощам святых и возрадовавшись духом, он отправился в обратный путь. Когда он плыл по Днепру-реке, жена его, державшая на руках ребенка, задремала, уронила ребенка в воду, и тот утонул. Отец стал рвать волосы на голове своей, восклицая:
– Горе мне, святой Николай, для того ли я имел великую веру к тебе, чтобы ты не спас мое дитя от потопления! Кто будет наследником моего имения; кого научу я творить в память тебя, заступника моего, светлое торжество? Как поведаю твое великое милосердие, которое ты излил на весь мир и на меня, бедного, когда утонуло дитя мое? Я хотел воспитать его, просвещая его чудесами твоими, чтобы по смерти хвалили меня за то, что плод мой творит память святому Николаю. Но ты, святитель, не мне только даровал печаль, но и себе, ибо вскоре должно прекратиться самое воспоминание о тебе в доме моем, ибо я стар и жду кончины. Если бы ты хотел спасти дитя, ты мог бы спасти его, но ты сам попустил утонуть ему и не избавил единородное чадо мое от морской пучины. Или ты думаешь, что я не ведаю чудес твоих? Им нет числа, и язык человеческий не может передать их, и я, отче святой, верую, что тебе все возможно, что ты захочешь сотворить, но беззакония мои превозмогли. Теперь я понял, терзаемый печалью, что, если бы я сохранил заповеди Божии непорочно, мне бы вся тварь покорялась, как Адаму в раю до грехопадения. Ныне же вся тварь восстает на меня: вода потопит, зверь растерзает, змий поглотит, молния сожжет, птицы исклюют, скот рассвирепеет и потопчет все, люди умертвят, хлеб, данный нам в пищу,