– Обычные глаза. Что ты в них нашла – мне непонятно.
– Дело не в…скажем так: ты не в том возрасте, чтобы считать себя красавцем.
Ухмыляюсь.
– …но дело не во внешних чертах. Важен тот мир, другой. Что глаза отражают.
Ну, это и так ясно. Глаза. Зеркало чего-то там. Зазеркального. Голос ангела журчит под звук наливаемого чая:
– Ты не ответил. Плеснуть в твою чашку кусочек рому?
– Плесни. Только кусочек. Маленький.
Выдавливаю улыбку.
– Мне от тебя ничего не нужно. Просто молчи и пей чай. Только глаза не прячь! И не улыбайся! Тебе это незачем.
Улыбаюсь через силу:
– Обещаю. Не улыбаться!
Сирена какая-то. Точно сирена. Сладкозвучащее марево моего сознания как в качелях подбрасывает вверх и швыряет вниз. Чувствую себя Улиссом, уже плененным дураком, опутанным этим ангелом с карандашом в руке. Опутанным нитями…
Да черт возьми! Даже примерно не понимаю – из чего она сплела свои сети! После порядочного глотка ромового чая теплота начинает медленно приливать к животу.
В ее руках планшет, быстро набрасывает в нем.
Это маленькое, похожее на девочку-подростка существо полностью овладело моей волей. Сижу истуканом и думаю не о вдруг возникающих, пульсирующих волнах нежности, нет. Не о сексе. В моем сегодняшнем возвышенно-чистом состоянии он маловероятен и даже помыслить о нем неприятно, настолько иллюзия непорочного и ангельского овладела мною.
Это сладкая отрешенность. Сродни "пропади оно все пропадом, будь что будет".
Летящую смуту чувств нарушает ангел:
– Не печалься, Уве все равно закрыл свое автобюро еще до твоего приезда сюда. Ты ведь недалеко живешь?
– Да. Недалеко.
– Я отвезу тебя. Идем!
Остановила свой игрушечный автомобиль у моего дома.
Так и не вышел из оцепенения, продолжая смотреть на нее, уподобившись преданной собачке.
Внезапно притянула к себе и поцеловала.
– Ты славный! Как бы я хотела провести с тобой хотя бы неделю!
Лукаво добавила:
– По крайней мере, выяснить: твое тело такое же теплое, как и твои глаза? Но… есть нечто выше моих желаний.
Она умерла: с того дня ангелу с виноватыми глазами оставалось жить совсем немного. Спустя два месяца получил письмо от ее домашнего врача, он то и сообщил о неизлечимом раке.
Просила прислать мне прощальный дар – тот самый эскиз.
Иногда порываюсь рассмотреть его повнимательней, но не могу: взгляд моментально размывается. Не вижу ничего.
Мои глаза кажутся отвратительными даже в зеркале.
Что она углядела в них?
ПОСЛЕДНЯЯ СТУПЕНЬКА
Марта куда-то пронзительно вглядывалась из широко открытого окна, свесившись из него, надев очки, да настолько опасно высовывалась из оконного проема, что Лидия, служительница дома престарелых в маленьком германском городке, даже загадала: выпадет эта старая дура или нет?
Пятничный день шел к концу, никого кроме нее и старухи не