Все эти занятия выработали у него ловкость, отвагу, находчивость, некоторую наблюдательность и то, всегда меня удивлявшее, присутствие духа, которое является не прирожденным, а требует постоянного и настойчивого “упражнения” над самим собой.
В моих глазах все эти качества, как физические, так и душевные, делали бы Михаила Александровича в те далекие суровые и несложные времена, когда люди выбирали из своей среды предводителей и князей, лучшим и наиболее достойным носителем власти. В его “княжение” никто, наверное, не был бы обижен, каждый нашел бы у него доступ, защиту и помощь, и для всякого он был бы примером воздержания, простоты, здравого смысла, сметливости и отваги.
Но того бурливого, коварного моря человеческих взаимоотношений, что зовется современной общественной и государственной жизнью, Михаил Александрович не знал, да и никогда не стремился до тонкости узнать. Правда, он нередко участвовал, благодаря своему временному положению наследника, в занятиях Государственного Совета; ему читались в свое время, и продолжали читаться, пространные лекции по государственным наукам; он легко схватывал сущность всякого вопроса или теории, метко отмечал всегдашнее расхождение последней с практикой, но не чувствовал в себе никакой любви к власти; его никогда не влекло и к настойчивой подготовке к ней.
Еще меньше, пожалуй, Михаил Александрович знал обыденную жизнь, ту жизнь, которой живут люди, не находящиеся во дворцах, о которой не читается никаких лекций и которую, даже вне дворцовых стен, всегда лишь поздно узнают только на собственном горьком опыте, не доверяя упорно опыту других. Эта жизнь, благодаря ее кажущейся простоте и ее неизведанности, особенно влекла великого князя к себе и он, насколько мог, старался подойти к ней ближе. Но узнать, как следует, хотя бы часть ее наиболее опасных подводных скал, ему было еще труднее, чем каждому из нас. Слишком он был доверчив, слишком близко стоял к русскому престолу, и слишком заманчиво поэтому было общение с ним для всех других, чтобы эти другие не менялись в его присутствии порою до неузнаваемости.
Того относительного знания жизни, которое иногда дается из книг, Михаил Александрович к тому времени также не успел еще получить. К чтению, в противоположность своему старшему