тем воздушный бой был в разгаре. Собственно, боем это назвать было нельзя. Шесть «Мессеров» почти в упор расстреливали три русских истребителя. Густав опять отметил героизм русских. На этих старых этажерках пытаться противостоять лучшим самолётам Люфтваффе? Он хорошо знал эти русские самолёты и даже успел налетать на них десятка два часов. И знал, что они не могут конкурировать ни в скорости, ни в манёвренности. Русские дрались отчаянно, но силы были неравны. Тем не менее случайно, а может быть и нет, русским удалось подбить один немецкий самолёт, и он, задымив крылом, развернулся на запад и покинул поле боя. Вскоре два русских истребителя были сбиты. Никто из них не выпрыгивал, и Густав подумал, что у них просто не было парашютов. Крутясь в воздухе, истребители падали на землю. Один упал в поле и взорвался. Второй протаранил рощу и разбился вдребезги. Остался один против пятерых. Густав и его товарищи уже не играли в кошки-мышки. Самолётные пулемёты – слишком серьёзная вещь. Даже случайное попадание может отправить на тот свет пилота с его самым современным самолётом. В конце концов сбили и третий истребитель. Шансов у русского лётчика не было никаких. Теперь они устремились к мостам. Пролетая над набирающим ход эшелоном, Густав не удержался и сбросил одну единственную бомбу. С противным свистом бомба приземлилась прямо на последний вагон. Соседние вагоны вздрогнули от взрыва. Последний разломился пополам. Одна половина продолжила движение с эшелоном, зияя рваным разломом, в котором бешено справа налево и слева направо раскачивались крюки.
Оторвавшаяся половина вагона, подпрыгнув, сошла с рельс и скатилась с полотна. Вскоре болтавшиеся крюки замедлили свой ход. Ещё через какое-то время осела пыль и открылась невообразимая картина. По всей половине вагона были разбросаны рваные куски обгорелой человеческой плоти. Крюки, поскрипывая, продолжали раскачиваться. Только один прекратил своё движение. Мягкое утреннее солнце светило прямо в разлом вагона. На неподвижном крюке застыло маленькое детское тело. Крюк попал ребёнку прямо под рёбра. Одна ножка была оторвана взрывом, а по второй стекала кровь. Выживших в вагоне не было.
Разумеется, обрушить мосты оставшимися боеприпасами было бы очень трудно, пришлось бы идеально точно попасть в нужные места. Всё-таки мост – очень прочная конструкция, но расстрелять колонну, движущуюся по железобетонному мосту, и тем самым вызвать затор в движении, а также повредить насколько возможно и сам мост, было по силам. На железнодорожном мосту можно было попытаться парой бомб попасть по составу и, разбомбив пути, перекрыть мост и не дать русским сбежать на другой берег. Их следовало добивать на этом берегу, пока они не пришли в себя. Вот и мосты, самолёты разделились. Три самолёта направились к железобетонному мосту, два к железнодорожному. На железобетонном мосту сразу возникла паника, люди разбегались в разные стороны. Кто-то пытался бегом достичь одного из берегов. Кто-то прыгал с моста в реку. На мост и рядом с ним упали первые бомбы. Некоторые, выброшенные
