После этого стали вызывать на допросы по заранее подготовленным спискам людей. Домой они больше не возвращались. Обеспокоенные родственники с утра до вечера толпились у здания городской тюрьмы, пытаясь получить хоть какую-то информацию и отдать передачу.
Красноармейцы из числа приставленных к тюремной охране с людьми не разговаривали и на вопросы не отвечали. Если же кто-то пытался подойти чересчур близко, молча поднимали винтовки и передёргивали затворы. После этого желание приближаться пропадало. Арестованных набивали в камеры так, что в некоторых не то что лежать, даже и присесть можно было лишь по очереди. Выдёргивали на допросы по одному, в камеры после не возвращали. Их помещали в особые камеры, где содержались уже прошедшие допросы. Многие были сильно избиты и с трудом держались на ногах. На протяжении нескольких дней отобранные из заключённых крепкие мужчины рыли рвы у рощи в пятистах метрах от 29-го разъезда. Потом на протяжении недели по ночам из тюрьмы выводили колонны арестованных и уводили за город, отгоняя прикладами воющих баб и прочих родственников, почуявших неладное. Тех, кто не мог идти, везли на подводах. Всех отводили ко рвам, строили на краю шеренгами, и один из одетых в кожаную куртку произносил:
– Именем Советской власти, за котрреволюционную деятельность вы приговариваетесь к расстрелу.
Ружейный залп ставил точку в революционных разногласиях.
На седьмой день были расстреляны последние заключённые, после чего на край рва поставили два десятка мужиков, тех, кто полторы недели копал рвы и закапывал в них мертвецов. Они были последними. Закопать их пришлось самим красноармейцам. Заодно, чтобы не оставлять ненужных свидетелей, расстреляли несколько самых дотошных родственников, выследивших-таки место казни. После чего все погрузились по вагонам, и поезд тронулся. Советская власть была окончательно установлена в Тормашове.
А с началом поставок в Германию город получил вторую жизнь. Множество составов с пшеницей, алюминием, бокситами, чёрным углем и ещё множеством товаров, необходимых для восстановления и развития германской промышленности и армии, следовали и днём и ночью через двадцать девятый разъезд.
Ещё через несколько лет, празднуя десятую годовщину Великой революции, Тормашов был торжественно переименован в Новооктябрьск. Всероссийский староста Михаил Иванович Калинин вручил на торжественном митинге тёмно-красное с золотой бахромой и вышивкой знамя городскому и партийному начальству. Все зааплодировали, и оркестр исполнил «Интернационал». Калинин произнес торжественную речь. Партия доверяет жителям пролетарского и красноармейского Новооктябрьска. Народ и партия выделяют средства на переоборудование старых слесарных мастерских и построение на их базе предприятия по производству техники широкого профиля. И врагам социалистического государства