– Атэ, – в голосе Калена слышалась непривычная хрипотца. Он облизнул губы и продолжил чуть увереннее: – Поклянись памятью наших братьев. Никто, ни одна живая душа не должна узнать, что ты видел.
Будь в коридоре чуть светлее, Кален наверняка разглядел бы истерический блеск в глазах друга. Тот не колебался.
– Клянусь, – выдохнул он, – клянусь могилами Сенда и Аров, что никто не узнает, куда ты меня привёл.
Он знал, что отвечает невпопад, но Кален был настолько погружён в собственные эмоции, что не заметил ничего. Сняв с груди ключ, он легко нащупал замочную скважину и дважды повернул. Замок щёлкнул.
– Помоги, – попросил Кален и навалился грудью на дверь.
Атэ не сомневался, что Кален много раз открывал её один, но это было будто причащение, будто подтверждение того, что Атэ с ним заодно – и гость упёрся руками в дверь слева от хозяина. Петли заскрипели. На секунду Атэ показалось, что визг ржавого железа сливается с другим, таким же протяжным болезненным звуком, но уже в следующую секунду наступила тишина.
Тьма, царившая в помещении, была абсолютной. Её можно было резать ножом – но она слипалась бы, срасталась обратно. Атэ закрыл глаза, пытаясь преодолеть тяжёлое чувство, будто бы тьма пытается проникнуть внутрь него, пролезает в глазницы и ушные раковины. Теперь, с опущенными веками, он понял, что тишина не абсолютна. Где-то далеко размеренно ударялись о камень капли воды. Каждые две секунды.
Кап.
Кап.
Кап.
Звук был противным, как и скрип заржавевшей двери. Но это было не всё. Теперь он слышал дыхание. Своё. Калена. И не только. В камере был третий. Узник.
Атэ сглотнул, не в силах поверить.
– Посмотри, – Атэ услышал голос друга и вздрогнул. Кален говорил неожиданно мягко, с какой-то странной гордостью. Атэ медленно открыл глаза, ожидая встретить привычную уже темноту. Неяркий свет факела на секунду ослепил его. Наконец цветные круги перед глазами исчезли, и Кален медленно сделал шаг в сторону. На полу рядом с его ногами лежал, как показалось Атэ вначале, брошенный ворох чёрных тряпок. Тряпки когда-то были дорогими – некоторые даже украшали россыпи разноцветных камней. Не сразу Атэ увидел грязные, местами покрытые коркой запёкшейся крови ладони и запястья в толстых стальных наручах. Издали пальцы узника походили на крылья голубя, попавшего под телегу и распластанного на дороге – некогда прекрасные перья теперь превратились в бесполезное грязное месиво. Короткая цепь скрепляла наручи, не позволяя пленнику развести руки в стороны,