Через полгода, в марте 1915-го, когда война наберет обороты и никаких шансов на разрыв engagement не будет, он вступит в иностранный легион в звании сержанта. Можно предположить, что стоимость револьвера и двадцати пяти патронов (!) была возмещена!
О, французская меркантильность, куда без нее! Честь имела и финансовую ценность.
В последнее время Эспер не писал письма, как раньше, а печатал. Почерк у него всегда был неважный, такой, что сам иногда не понимал. Мама догадывалась по смыслу, папа брал лупу, и только Ежик, любимая сестренка, разбиралась в каракулях брата. Так что пишущая машинка выручала. К тому же она была еще и признаком особого статуса. Свидетельствовала, что он, Эспер Якушев, в недавнем прошлом санитар в звании старшего сержанта, а с некоторых пор – адъютант-переводчик, работает в штабе, а не только бывает на передовой. И мама немного успокаивалась. Или, может, делала вид, подыгрывала. Зря. Эспер знал: переживает, молится за сына. Одного уже потеряла. Его сводный брат, Яков Сушин, погиб в русско-японскую, в мукденском сражении[6]. Милый, милый Яша, малыш Жак, как ласково называли домашние. Красавчик с детства, блондин с голубыми глазами – настоящий ангелочек. Маман так и обращалась к нему: mon petit ange, хотя Яков был старшим братом, а ангелочками и малышами чаще величают младших.
Отец Якова умер, когда тому не было и двух лет. Маман повторно вышла замуж, вскоре, с разницей в год, родились Эспер и Георгий. Родители одинаково нежно любили всех трех сыновей, и братья это чувствовали, не испытывая никакой ревности. Позже он узнал, что Яков выполнял опасную разведывательную миссию, находился в непосредственной близости к японцам. Мог бы спастись. Мог бы. Яша, дорогой мой… Столько лет прошло, а так больно. Будь ты жив, уверен, не дрогнул бы, остался бы верен присяге и сейчас, в это смутное время.
Недостаток пишущей машинки, подумал Эспер, вытаскивая открытку, в том, что, печатая, приходится выбирать слова, строить фразы, чтобы главное сказать. Иначе не поместится. Взял бы ручку, написал бы помельче, успокоил бы и порадовал родителей: скоро, кажется, представят к награде: Святого Станислава дадут. Ну да ладно, успеет, еще напечатает, открытками запасся, а уж повод всегда найдется.
По всем официальным бумагам он значился как Espère Yakoucheff. Прилежные французские клерки не раз хотели его записать как месье Jakoucheff, по-русски – Жакушефф. Такая транскрипция здесь была более распространенной, но Эспер, заметив неточность в документах, всегда просил исправить:
– Месье, французом я, может, когда-нибудь и стану, но не сейчас.
С этой фамилией отправлялись во Францию все Якушевы, летом – в Ниццу, Кап-д'Ай, осенью, иногда зимой – в Мезон-Лаффит.
…Стоял ноябрь 1917 года. Время, когда в Париже