– До сих пор удивляюсь, что он так поступил.
– Кристаллический мет – огромная проблема. Обвинительный приговор окупится сторицей. Шериф – в первую очередь политик.
– А если Грэнтэм думает, что я имел какое-то отношение к изнасилованию Грейс? Ее тоже побоку?
Робин нерешительно помедлила:
– У Грэнтэма есть веские основания сомневаться, что ты был замешан в нападении на Грейс.
Лицо ее как-то по-новому напряглось. Я слишком хорошо ее знал.
– Что-то изменилось, – констатировал я.
Робин поразмыслила над моими словами, и я не стал ее торопить. Наконец, она смилостивилась:
– Тот, кто напал на Грейс, оставил на месте происшествия клочок бумаги. Записку.
Меня обдало ледяным холодом.
– И ты это всю дорогу знала?!
– Да. – Ни капли раскаяния.
– Что там было написано?
– «Скажи старику, чтоб продавал».
Я недоверчиво уставился на нее:
– Вот оно как…
В голове словно что-то взорвалось – я поспешно выбрался из машины и принялся расхаживать взад и вперед.
Нет, жалко, что я его не убил!
– Адам! – Я почувствовал ее руки у себя на плечах. – Мы не знаем, был ли это Зебьюлон Фэйт. Или Дэнни, раз уж на то пошло. Множество людей хочет, чтобы твой отец продал землю. Ему уже не раз угрожали. Перстень может быть простым совпадением.
– Почему-то я в этом сильно сомневаюсь.
– Посмотри на меня! – приказала Робин. Я обернулся. Она стояла в углублении в земле, в ямке, и ее голова едва доставала мне до груди. – Тебе сегодня повезло. Ты это понял? Кто-то мог сегодня погибнуть. Ты. Фэйт. Все могло закончиться гораздо хуже, чем закончилось. Позволь уж нам самим со всем разобраться.
– Ничего не могу обещать, Робин. И не должен.
Губы ее скривила горькая усмешка:
– А это неважно – должен, не должен… Я уже знаю, чего стоят твои обещания.
А потом она отвернулась, и, когда вышла из тени деревьев, день всей тяжестью навалился ей на плечи. Скрылась в машине и так рванула с места, что грязь полетела из-под колес. Я вышел на дорогу позади нее и долго смотрел на удаляющиеся габаритные огни, пока она уносилась прочь.
Ушло где-то с полчаса, чтобы отыскать револьвер Долфа, но в конце концов я увидел его – единственное темное пятнышко среди миллионов других. Потом отыскал тропу и двинулся вдоль реки, беззвучно переставляя ноги по мягкой земле. Река двигалась, как и всегда, но ее голос был едва слышен, и через какое-то время я совсем перестал его ощущать. Оставив насилие позади, я искал какого-то рода покоя – тихого неподвижного спокойствия, которое выходило бы за пределы простого отупения. Здорово помогало то, что я находился в лесу. Равно как и воспоминания о Робин в те ранние дни, о моем отце перед судом, о моей матери перед тем, как свет навсегда померк для нее. Я шел