Руки обхватывают напряженную шею, а губы накрывают рот ее самого страшного ночного кошмара. Глаза закрываются, потому что она не в силах смотреть сейчас на его лицо, на его глаза, хочется просто раствориться в этих ощущениях.
Эти секунды, которые она ждала ответа, длились чертову бесконечность. Она всем телом потянулась к нему, к чудовищу, руками чувствуя, как еще сильнее напрягается мощная шея. По какой-то непонятной для нее же самой причине, все ее естество было уверено в том, что он не сможет оттолкнуть ее. Глупо. Очень глупо, Кларисса Ковалева. Но она оказалась права.
И он ответил. Смял ее губы в ответ. Просто не мог противиться сладкому запаху. Она, чертова сука, выводила его всем своим существом. Он был на грани дозволенного, когда она потянулась к его губам. Когда ее сладкие губы накрыли его рот, он подумал, что окончательно сошел с ума. Что все внутри перевернулось.
Она сама потянулась.
Сама обняла его, прижалась своим теплым, хрупким телом, вышибая весь воздух из груди. Если бы она не сделала этого, он бы не сдержался. Она словно почувствовала, что только так она сможет остановить его. Ее такие неловкие губы нерешительно целовали. Он зарычал, впиваясь в ее губы, раздвигая их, врываясь языком. Пробегаясь по ряду зубов. Ее теплый, влажный язык так неожиданно проник в его рот, что Блэк едва ли не задохнулся от этих ощущений, чувствуя напряжения в паху.
Рука невольно потянулась к кромке школьной юбки Ковалевой, притягивая ее еще ближе. Почему-то так необходимо было чувствовать ее тепло, так необходимо было чувствовать ее губы. Черт, почему она сейчас была так необходима?
Такая гладкая, нежная кожа бедра, по которой он прошелся легкими прикосновениями, заставляя девушку дрожать в его руках. Вторая рука потянулась к ее волосам и зарылась в них. В те волосы, которые он так люто ненавидел все эти годы, считая их мышиными, неухоженными. Воронье гнездо.
Резко дернув за волосы, он откинул ее голову назад, обеспечивая себе нереальный вид на бледную шею с едва проступающими фиолетовыми венками. И он впился в нее зубами. Наверняка оставляя багровый след. Но из ее рта вырвался он.
Едва слышный, прошибающий стон.
Казалось, он прошелся током по венам. Такой чертовски искренний. Так странно было видеть Ковалеву такой. Страстной, целующей, податливой. И он возвращается к распахнутому для него рту, кусает ее губу, оттягивает, причиняя слабую, сладкую боль. Он думал, он был уверен, что забыл его, что выбросил его из головы. Этот вкус. Невероятно сладкий вкус губ заучки.
Нет.
Этот вкус просто нереально забыть. Только вырвать оттуда. Из воспоминаний.
И накрыло. Безумием. С головой. Просто ее нога обвила его ногу, а его руки вернулись на талию, прижимая к себе так близко, что казалось, что вот-вот захрустят ребра. Ее руки спустились с шеи, впивались в спину, наверняка так же оставляя болезненные отметины. И сейчас было абсолютно плевать, что он никому и