Однажды в этом ее пристанище на нее наткнулась уборщица с тряпкой в руке и чуть было не прошлась этой тряпкой по опушке ее капюшона. Сделав шаг назад, вглядевшись в Ирочкино лицо, та испуганно спросила, не требуется ли ей помощь – не дурно ли ей? Или, может, горе у нее какое?
У Ирочки был знакомец в этой церкви.
Обычно он являлся по средам. В тот же час, что и Ирочка. Маленький, плюгавенький старикашка отвратительного вида, с палкой. Вроде слепой – или почти слепой, потому что перебирался по храму он самостоятельно, но у иконы Спасителя (ну конечно! А как же! Ему как никому другому требовался Спаситель!) мог споткнуться о застывшую на лавке Ирочку… На поверку он оказался не таким уж старым: у него была довольно плотная шевелюра черных с проседью волос – правда, лоснившихся от жира и с белыми хлопьями на макушке и на плечах стершегося почти до дыр черного, явно не со своего плеча пиджака. Но… он был омерзителен.
Здесь, у Спасителя, он не ставил свечу, не молился – он умолял. Шепотом, со слезами, он твердил до посинения одни и те же слова. Иногда пускался в какие-то путаные объяснения, однако понять его было нелегко – слишком сбивчиво он говорил, раскачиваясь из стороны в сторону… А иногда он требовал! Требовал! И, кажется, угрожал – Ему. Ирочка сидела в шаге от него, боясь шелохнуться, вжавшись в стену, с брезгливостью думала об аромате, исходящем от его пиджака, так называемых брюк, волос, и с ненавистью, с тайными слезами, глядела на него исподлобья, боясь, однако, пропустить хотя бы одно слово, одно движение «старика».
После того напряженного разговора с Натальей Ирочка заметила, что каждый раз ждет среды – ради встречи со стариком. Почему? Она желала, чтобы на месте этого изнемогающего от своей ноши человека, опустившегося, безутешного, на глазах у нее сходящего с ума (казалось, еще чуть-чуть – и он проклянет Создателя за те муки, которым Он его подверг и которые здесь, на земле, среди служителей культа и паствы, назывались «испытаниями»), – чтобы на месте этого старика стоял ее отец. Она ждала, чтобы под тяжестью своего креста он, ее отец, наконец, рухнул, и Спаситель тут же прикончил его. Без суда и следствия. Хотя можно и с судом, и со следствием. Мать-то еще жива. И Ира тут. И уже не столь важно, если после этого судилища она прямиком отправится в ад – гореть там вместе со своими неизведанными страстями навечно.
Однажды в парке, потоптавшись, по обыкновению, у памятника военным летчикам, Ирочка решилась: через березовую аллею вышла на центральную дорожку, прошла парк насквозь и быстро зашагала к метро – отправилась в городское адресное бюро. Однако все оказалось непросто. Согласно новому