БАНКРОТ
Стоял октябрь 1991 года. На улице моросил осенний питерский дождь, и эта осень не обещала прохожим ничего хорошего, монотонно надвигаясь на них своими зловещими тучами. На улице было пустынно и пасмурно, и только на редких крытых остановках можно было встретить терпеливо дожидавшихся автобуса людей.
На одной из таких остановок в тот день случайные прохожие могли разглядеть одинокую фигуру сидящего человека, равнодушно разглядывавшего лежавший перед ним свёрток. Его глаза были пустыми и растерянными. Новый порыв ветра заметался вдоль дороги и на некоторое время приоткрыл содержимое свёртка. В нём лежали банка тушёнки и коробка добротно упакованных галет. Кто-то из прохожих мог вполне позавидовать Сергею Воронцову (так зовут нашего героя), сидевшему на остановке с тушёнкой, по-предательски выглядывавшей из свёртка. «Почему по-предательски?» – спросите вы? Да потому что так казалось самому Сергею. Его душа кричала: «Да, я не украл эту тушёнку; моей жене её выдали с гуманитарной помощью на прошлой неделе! Но как я могу сейчас есть эти консервы, если на них отчётливо видны знаки ещё вчера ненавидимой мной организации НАТО со зловещей надписью “Made in USA” на крышке?»
Нечто подобное Сергей испытывал год назад, когда стоял в Москве на Пушкинской площади перед первым открывшимся в России рестораном «Макдоналдс». «Что это? Мы проиграли войну, или нас просто долго обманывали, говоря, что наш социалистический строй был самым прогрессивным и справедливым во всём мире? За что мы сражались? Во что мы верили? За что погибли в Афгане мои лучшие друзья Серёга Шмаков, Витька Деркач и Колька Сергеев? И что бы они сказали сейчас, увидев меня, голодного и потерянного, на этой остановке? Как бы они посмотрели на эту тушёнку и галеты? Неужели именно сейчас я предаю моих друзей? Неужели, неужели???»
Мысли носились зловещим вихрем в голове Сергея. Его мысли путались, сердце билось учащённо, а к горлу подступал удушливый комок. «Из меня словно выдернули стержень, – подумал он, – ведь всё, во что я так свято верил вчера, рухнуло, как карточный домик, и рассеялось, как утренний туман. Нам просто объявили, что наше государство – банкрот. Вот так просто! Значит, и все мы – банкроты? Почему??? Разве это справедливо? И теперь вот – эта тушёнка… Как я могу её есть, как мне дальше жить с этим? Где вы, мои верные боевые друзья? И как же мне вас сейчас не хватает! Наверное, вместе мы смогли бы во всём разобраться, ведь мы всегда во всём разбирались. Но сейчас я один, я – банкрот… Я сижу на этой остановке, а передо мной лежит то, что так похоже на “тридцать сребреников Иуды”. Хотя какого Иуды, ведь это всё просто сказки. Ну, хватит, довольно на сегодня метафор, тушёнку я есть не буду, но и выбросить её рука не поднимается. Другой еды у нас всё равно нет, а Татьяне (жене моей) зарплату снова задерживают. Пойду я лучше домой, в нашу тесную комнатёнку на Литейном. Завтра будет новый день, а утро вечера мудренее…»
В последней фразе моего рассказа упомянуто «утро». А ведь утро нового дня для банкрота, как правило, не