Но, сделать это ему не удалось, потому что, как только глаза его встретились с глазами благородного юноши, их обоих начал разбирать смех. Эдвард был сражен попыткой Смита выглядеть джентльменом. Серьезное и сосредоточенное лицо старика с неестественно насупленными бровями, застывшее в гордом напряжении тело, руки, демонстративно сложенные на столе – все это не оставило Эдварду шанса и он, как не старался сдержать подступающий смех, не смог этого сделать.
Смит, увидев, как Эдварда буквально распирает от желания засмеяться, не сообразил сначала, что же, собственно, вызвало в его собеседнике эту реакцию. Он изобразил на своем лице такую гамму эмоций, что из глаз Эдварда хлынули слезы, а сам он повалился на стол, хохоча во весь голос. Сообразив наконец, что выглядит как последний дурак, пытаясь изображать из себя благородного, Смит, выдохнув и расслабившись, засмеялся вместе с Эдвардом весело и беззлобно.
–
Они были знакомы не так давно. Около года назад Элиза представила их друг другу и, честно говоря, ничего кроме подозрения и скрытого презрения к этому выхоленному представителю богатого семейства, мистер Смит тогда не испытал.
Он, как заботливый отец, растивший в одиночку свою единственную и горячо любимую дочь, конечно же не мог не переживать, гадая, что же может связывать такого высокородного джентльмена и его Элизу – девушку из простой и совсем не знатной семьи.
Вряд ли стоило ожидать от этого юнца серьезных намерений, поэтому как мог, Смит пытался объяснить дочери, что она должна быть крайне осторожной и не доверять безоглядно человеку, о котором мало что знает.
Но было совершенно очевидно, что Элиза влюблена в Эдварда и все предостережения отца забывались ею, как только она видела своего избранника. Это была ее первая, а потому такая чистая и невинная любовь, что все подозрения отца в нечестности и корысти Эдварда казались ее просто абсурдными.
К чести для Эдварда, как бы не пытался Смит выявить в молодом человеке хоть какие-то признаки недостойного его дочери поведения, сделать это ему не удавалось – Эдвард был безупречен: учтив, благороден, вежлив и дружелюбен. Отношение же его к Элизе было столь трепетным и уважительным, что упрекнуть его хоть в каком-то неблаговидном проявлении не представлялось никакой возможности.
Именно это и пугало Смита больше всего. Вся эта холодная чопорность, отточенные великосветским воспитанием манеры, виделись Смиту непроницаемой стеной, за которой невозможно было угадать истинного характера человека. Для Смита Эдвард был неестественно идеален, а потому представлял реальную угрозу.
«Если бы только Клара была жива! – часто думал тогда мистер Смит. – Уж она бы сразу поняла, что за человек этот Эдвард».
Кто-кто, а Клара хорошо знала все законы и правила высшего света, по которым живут эти странные люди.