Я – Помнящий. Евгений Ильичев

сверхдержавы этим схемам попросту не хватало времени, чтобы развернуться. Создавалась патовая ситуация. Идеальным моментом для развала страны служил именно тот момент, в котором начинал очередной виток своей жизни Костя. Но к этому моменту он приходил практически голым. Ни денег, ни власти, ни связей. Только глупый пёс по кличке Хрен да юношеские ночные поллюции. А к моменту обретения им хоть какой-нибудь мало-мальски крепкой позиции те же самые позиции уже набирала и структура, ему противостоявшая. В конце концов, парню оставалось только одно – выяснить, кто стоит у истоков этой организации, и устранить его в самом начале своей очередной жизни. Но выяснить это он мог лишь одним способом – подпустив его к себе вплотную.

      Самолет вздрогнул и начал рулёжку. Костя очнулся от неприятных воспоминаний и вновь взглянул на Марину. Та по-прежнему мирно спала в своем кресле. Ему нравилось смотреть на нее во время сна. В этот момент болезнь, казалось, отступала, и девушка представлялась ему абсолютно здоровой. Он воображал, что она вот-вот проснется, поднимет над головой сцепленные в замок руки и сладко потянется, разгоняя кровь по венам. Костя глядел на ее лицо, улыбающееся чему-то во сне, и ему хотелось, чтобы этот сон был про него. Желал, чтобы хоть в этом мире грез она обрела способность ходить, говорить и любить. Любить так, как ей самой хотелось, а не как позволяла ей ее хворь. Салон был погружен в полумрак. С началом движения самолета по полосе сквозь иллюминаторы побежали огни аэродрома. Желтые, красные и бледные пятна поползли по пустующим кожаным креслам и потолку. Костя так сильно утомился за этот день, что уже не мог сдерживать накатывающую дрему и, прислонившись головой к холодному стеклу иллюминатора, на секунду прикрыл глаза. Но в этот самый момент самолет резко остановился. Настолько резко, что, не сиди он в кресле, наверняка бы грохнулся.