Вечером того же дня, выступая по государственным телевидению, радио, Интернету и перед многочисленной журналисткой аудиторией, он призвал население страны к национальному согласию и единству всех народов, проживающих на территории королевства, «дабы не посрамить святую память Героя!» Король обратился с воззванием к народу «не злоупотреблять королевским долготерпением и милосердием, найти и покарать виновных в злодеянии». В заключение, за выдающиеся заслуги перед Отечеством он учредил Государственную премию имени Героя и обратился к населению страны, к её национальной гордости и культурному богатству – творческой интеллигенции – призывая создать шедевры искусства национального и глобального значения. Они должны воспитывать достойные поколения, которые будут учиться на прекрасных примерах прошлого. «Памятники, стихи, фильмы и книги, музыка и картины, посвящённые славному Герою, должны воспитывать патриотический дух и трудовое самопожертвование народов, проживающих в нашей стране!»
Вся страна на голубых экранах телевизоров видела одним большим глазом и чувствовала одним глобальным сердцем великую неподдельную скорбь Его Королевского Величества.
Поклонники и поклонницы «самого гуманного короля на свете», которым не было числа, как в стране, так и далеко за её пределами, в каком-то священном восторге обнимали телевизионные приёмники и радиолы и в эйфории, сознавая свою духовную связь с монархом, проливали безутешные слёзы по безвременно почившему Герою…
И вот всё завершилось. Погасли экраны телевизоров, затихли динамики радиоприёмников, разошлись по домам журналисты, вдохновлённые беспримерным гражданским долгом своего монарха, чтобы написать об этом эпические и назидательные статьи.
Тем временем усталый король уже шёл по Скорбной аллее, где покоились лучшие представители государства. Он быстро отыскал свежую могилу. Потом достал, как смешно выразился один поэт, «из широких штанин» походную фляжку с водкой, два граненых стакана и ломтик хлеба. Наполнив стаканы, один он поставил на платиновую табличку с надписью: «Король скорбит!», – накрыл его хлебом, а другой – одним махом, привычным жестом опрокинул в себя. Крякнул с удовольствием, почувствовав, как тепло горячей волной растекается по всему телу и членам: страха больше нет – он не боится! Он сплюнул на портрет Героя, обсыпанный