– А-ха-ха-ха!
– Прекрасно! Вот чтобы с супермоделью и с другом Поэтом… А теперь тост: «За прекрасных Дам!»
Все выпили, мужики крякнули, зашипели, воздух вдохнули и закусили грибами и хлебушком. Мэри с улыбкой пригубила вина. Вино ей понравилось. Затем она осторожно наколола вилочкой грибочек, съела его и приятно удивилась (грибочек ей тоже понравился). Художник поставил стакашек на стол, сел на скамейку, снова закусил и успокоился, затем вздохнул, снял галстук, сунул его в карман и только теперь уважительно сказал молодому Поэту:
– Алексей Алексеич…
Поэт махнул рукой:
– Говори сразу!
Но Художник молчал, не спешил, тень пробежала по его лицу. Он не знал, с чего начать, а говорить надо было обязательно – он специально пришёл излить душу:
– Эх, Поэт, мне сына не пишет и не звонит давно. Не знаю – жив ли Прохор? На душе неспокойно – восемнадцать лет сыну всего.
И Художник внимательно посчитал года своего сына на пальцах (как будто каждый год вспомнил). Красивый, но усталый мужчина сорока лет вдруг заморгал, и сразу выступили слёзы, он неловко тыльной стороной ладони вытер предателей, шмыгнул носом, кивнул на водку, вздохнул и попросил:
– Давай ещё по одной.
(И снова носом печально шмыгнул.) Поэт разлил по чуть-чуть, выпили, и он спросил:
– Ты когда сыну звонил?
– Каждый день! Почитай, вторую неделю он недоступен. Вся душа моя извелась. Живёт отдельно в Сибири, далеко подался на заработки юный цифровой художник, а как живёт и чего на компьютере делает, я не знаю, не был у него. А может, он телефон потерял? Мы тогда поругались с Прохором, и он обиделся, и улетел. А вдруг что с ним случилось? Мд-а-а, вот так. Один я здесь. Эх, жисть! Смотрю – все поколения заново совершают те же ошибки, ничего не меняется в жизни, в веках не меняется… Что с ним случилось?
– И та же любовь, и ненависть, и дружба.
– Да, всё те же чувства, и смерть, и рождения, и ошибки из поколения в поколение… Чую, сын по моим стопам пойдёт и те же огромные шишки набьёт. Вот я и подумал давеча – ба, мы все в вечном поиске смысла жизни и денег. Москвы моему Прохору мало! Куда полетел? Один он у меня.
Мэри слушала и курила, на её сигарете оставалась помада. Художник удивлённо увидел отпечаток с прекрасных губ Мэри и попросил её сигарету. Красавица аккуратно стряхнула пепел и протянула ему сигарету. Художник, как дорогую вещь, осторожно взял сигарету и долго, внимательно рассматривал узор на ней – отпечаток помады и губ (он очень хотел его запомнить). И все вокруг тоже увлечённо посмотрели на отпечаток помады от губ Мэри. Что такое священное и гениально красивое увидел Художник? Это было ведомо ему одному! И Художник сказал:
– Вот, смотрите! Отпечаток губ напоминает по форме